— В таком случае, Марк, налей-ка ему легкого грузинского вина, а я попробую виски.
Пока собеседники усаживались в глубокие кресла у столика, Марк ловко разлил в бокалы напитки и поставил их перед ними, а сам отошел к столу и сел на один из стульев.
— Ну что, дорогой Эди, давайте выпьем за перспективу, ведь она нужна всем, особенно таким, как вы, молодым людям. Без нее жизнь была бы тоскливой и невзрачной. Вот вы своим появлением в Москве внесли в мою жизнь оживление и радость, — торжественно произнес Моисеенко и выпил.
Эди, кивнув в знак согласия и чуточку отпив, хотел поставить бокал на столик, но Моисеенко, изобразив на лице недовольство, воскликнул:
— Нет-нет, что вы, так не годится. Первый тост! Надо бокал обязательно осушить.
— Тогда не буду нарушать вашу традицию, Андрей Ефимович, — заметил Эди и выпил содержимое бокала.
— Молодцом. Спасибо, что уважил старика. А то, что вы критически относитесь к спиртному — это похвально, — промолвил он, внимательно вглядываясь в глаза Эди, который уже почувствовал легкое головокружение… — Эди, вам что плохо? А-а?..
В этот момент Эди почувствовал, что надо начинать играть. Он несколько раз шумно вдохнул, будто ему не хватает воздуха, глубоко просел в кресле, сделав пару неловких движений руками, лежащими на краю столика, отчего они безвольно сползли вниз, а голова запрокинулась назад на спинку кресла.
— Ближайшие сорок минут он ваш, — донесся до слуха Эди голос Марка.
— Вы, часом, не переусердствовали? — спросил Моисеенко.
— Только чуть-чуть. На такого бугая можно бы и больше, — ответил тот.
— Не дай бог, если переборщил. В таком случае не сносить тебе головы. Джон сам ее с удовольствием открутит, — угрожающе промолвил Моисеенко, продолжая рассматривать Эди. — Ты понимаешь, этот парень нам нужен с адекватными мозгами. Ты даже не представляешь, какую услугу он нам оказал.
— Слышал, — осторожно промямлил Марк. Потом, бросив на Эди внимательный взгляд, уже уверенно добавил: — Ничего с ним не случится, все будет нормально. Вы же видите, он держится бодрячком.
— Кстати, ты отсканировал его?
— Да, сразу, он чист.
— Я и не сомневался. Дай вопросник. Надо начинать. Ты только голову ему выправи, а то как-то подбородок запрокинулся кверху. Может, ему трудно дышать?
— Все нормально, это он расслабился, начинайте, — сказал Марк, передавая шефу лист бумаги.
— Дорогой Эди, вы слышите меня? — вкрадчиво произнес Моисеенко.
— Да, но как-то приглушенно.
— Давайте поговорим. Вы согласны?
— Конечно, иначе чего бы я сюда приперся, — ответил Эди, наблюдая из-под приопущенных век за действиями своих истязателей.
— Скажите, как вы себя чувствуете?
— Прекрасно, я будто в полете.
— Это хорошо. Тогда ответьте на мои вопросы, но только искренно. Вы готовы?
— Пожалуйста, — с безразличием в голосе ответил Эди.
Моисеенко посмотрел на Марка и начал:
— Саша рассказывал вам о том, что сотрудничает с иностранной разведкой и о заданиях, которые он выполнял?
— Не-ет, — удивленно и растянуто ответил Эди.
— Вы не заметили ничего странного в его поведении?
— Не-ет, не заметил.
— Он рассказывал вам о своих знакомых по Минску?
— Да-а.
— О ком?
— О ком? — переспросил Эди и, не дожидаясь уточнения, пояснил: — о Шушкееве и-и… Глущенкове.
— Что именно?
— О Шушкееве или Глушенкове?
— Об обоих. Можете начать с любого из них.
— Хорошо. Говорил, что случайно ранил ножом Шушкеева, о чем сильно сожалеет, а о Глущенкове только то, что у него можно будет деньги взять.
— Негусто, однако, — заметил Моисеенко и ту же продолжил: — Скажите, а Саша имел какие-нибудь послабления от администрации изолятора?
