– Штыком – эстетичнее?
– Ты в следующий раз их из пушки приголубь!
– Обязательно! Гранатомёты скорее бы сделали, что ли! – ответил мне этот мечтатель. Всё ждёт, когда ему предоставят гранатомёты, в которые он заранее влюбился, зная гранатомёты только по моим рассказам. Хотя я и сам гранотомёты эти видел только по телеку.
Повоевать мне всё же удалось. Я с разбега рыбкой нырнул в маленькое окошко хаты, кувырок, сбил с ног подсечкой одного немца в панталонах, выхватил ТТ, два сдвоенных выстрела – в немца в углу и в этого, у моих ног. Оба только в белье. А не надо спать во время боя, ослы! Или взрывы вам не намёк на побудку и выдвижение на место несения службы?
– Чисто! – крикнул Громозека из сеней.
– Чисто! – ответил я, шаря пистолетом по углам. – Чердак проверь!
– Атас! – закричал Громозека, кидая гранату в духовое окошко.
– Не стреляйте! – оттуда крик. Мальчик. Твою!
– Прыгай, граната!
Серый росчерк падающего тела, мы прыгаем, чтоб поймать, ловит Громозека, падаем. Глухой взрыв гранаты. Стон.
– Ты ранен?
– Вы тяжелые.
– Громозека, у тебя в голове мозги или творог?
– Откуда мне знать, что он там?
– Радиус сплошного поражения Ф-1 – триста метров, баран! Эта изба для неё – бумага. Ты нас мог убить!
– Всегда так делали, чёй-то никого не прибило! А за барана – я тебе припомню. Утром же!
– Ты чё там, наверху, делал? – это уже мальчишке.
– Прятался. От немцев. Они мамку как стали бить, так я и сбёг.
– И где она?
– Они её в подпол заперли.
– Гро…
– Уже!
– И как давно?
– Три дня. Дяденька, а у вас есть поесть? Или хоть попить?
Конечно, есть. У меня всегда заначка с собой. Отдал ему пачку трофейных галет. Он взял одну печеньку, пачку вернул.
– Всю бери. Только зараз не ешь, жуй тщательней, по чуть-чуть, а то желудок свернётся.
И тут Громозека вынес мать этого мальчика.
– Мама! – взвизгнул мальчишка, крошки галет полетели из рта, пачка упала на вытоптанную землю двора, он побежал к матери.
Я окаменел – по лицу Громозеки и виду женщины всё понял.
Так, вздохнуть, выдохнуть, ещё, ещё.
– Тёплая ещё, – буркнул Громозека.
Вот почему эти ублюдки были ещё в неглиже, вот почему они были в доме, а не на огневых! Если бы мог, убил бы ещё раз! Но я прекрасно помню, как вылетали чёрные фонтаны из их гнилых голов.
– Связь мне, быстро! – взревел я паровозом.
Всё верно, бойцы моей охраны, они же комендантский взвод, были рядом. Они учли, как отрицательно сказалось на моём моральном состоянии отсутствие фрагов в прошлом бою, «выделили» мне на зачистку этот дом, безобидный, с виду.
Во и связь бежит, спотыкаясь в темноте под тяжестью «мобильника». Кивает на мой вопрос – глушилка освободила эфир и теперь стремительно «теряется» в наших порядках.
– Внимание, всем! Это Медведь! Сегодня берём пленных! Сегодня берём пленных! Всех, повторяю – всех – на лобное место!
Повернулся к «комендантам»:
– Это не может быть единичным случаем. Обычно или все, или никто! Найти все жертвы, найти выживших гражданских, всех – на лобное!
– А налёт?
Я указал на едва покрасневшее восточное небо:
– У нас есть время. Если пошевеливаться будем.
Неровная шеренга жалко выглядящих немцев перед большой ямой – углубленной воронкой. По эту сторону воронки – растерзанные женские и детские тела. Будто собаки их рвали. Девочки же совсем. Дети. Нет, вы не звери. Вы – хуже зверей. Как же я их ненавидел! Не только за то, что сделали
