Метафизика взгляда. Этюды о скользящем и проникающем

тихую и мудрую думу, которую по праву принято отождествлять с живой вечностью, и в которую, сознаете это вы или не сознаете, погружаетесь теперь вы сами во время вашей печальной прогулки, догадываясь печенкой, что ушедшая так внезапно из вашей жизни женщина оставила дверь открытой, открытой для других и более подходящих вам женщин – это два! и не жалеет дерево о своих опавших листьях, хотя, наверное, помнит о них, как не будете и вы, поверьте, очень скоро жалеть о несостоявшемся свидании, хотя, конечно, никогда о нем не забудете – это три! самое же главное и это – четыре: то огромное, холодное и бездомное небо, которое прежде уютно закрывали листья, и которое теперь вдруг так драматически обнажилось, напоминая свежевырытую могилу, – ведь и оно тоже символически чего-то стоит! но чего именно? о том лучше целомудренно умолчать, оставив весь этот наиболее пронзительный для человека позднеосенний пейзаж в качестве остановившегося заключительного аккорда к той музыке несостоявшегося любовного свидания, которое и на самом деле ничего, кроме музыки, после себя не оставило, потому что ничем никогда, кроме музыки, и не было.

Неизреченное. – Как странно, что тех женщин, с кем мы безусловно счастливы в супружестве, мы обычно не видим в сновидениях, а встречаемся в них мы регулярно как раз с теми женщинами, с которыми у нас, мягко говоря, проблематические отношения, но отсюда прямо следует, что безоблачная жизнь как бы не оставляет в области Бессознательного следов, и тем не менее у нас, простых смертных, нет, к сожалению, лучшей возможности постичь смерть и загробную жизнь – то есть не умом, а всем существом своим – как только через сравнение со снами, – вот и получается, что чем совершенней человеческое отношение, тем полноценней и безвозвратней оно уходит в небытие.

То есть по мере проживания счастливого супружеского жития-бытия мужчина и женщина незаметно для себя перестают придавать значение выразительным взглядам: в самом деле, чего им выражать? ведь любовная жизнь, достигнув апогея, начинает потихоньку и неизбежно перетекать в бытие, и ничто не может остановить этого естественного процесса, – вот почему, если присмотреться, большинство простых и трезвых взглядов, которыми обмениваются супруги спустя десятилетия, не содержат в себе ни былой страсти, ни даже какой-то особенной любви.

И здесь мы имеем, быть может, математическое доказательство того, что в нас на запредельной душевной глубине живет чувство более тихое, глубокое и всеобъемлющее, чем сама любовь, – в том смысле, что из него, этого загадочного чувства, вытекает любовь, и в него же она возвращается, а не наоборот.

Однако этому чувству очень сложно найти имя на человеческом языке, быть может оно есть гипотетический случай абсолютного блаженства, – это когда любящий мужчина ранним утром смотрит на спящую любимую женщину и в его взгляде: светлом, легком и безмятежном, как солнышко за прозрачным облаком, сквозит столько бережной нежности, что от нее спящая просто не может проснуться, но, с другой стороны, она не может и не проснуться, потому что та бережная нежность любящего взгляда должна коснуться самой души спящей, – так что же ей делать?

Лебединая песня. – Когда супруги прожили долгую совместную жизнь, выдержав, казалось бы, все главные испытания: такие как рождение и воспитание детей в духе семейной и гражданской гармонии, или умение сохранить в общении на каждом шагу драгоценное чувство любви, основанной на взаимном уважении, или чрезвычайно трудное дело организовать день, неделю, месяц и год так, чтобы в них не завелась рутина – эта смертельная ржавчина любого длительного человеческого отношения, или, наконец, венец всякого серебряного или золотого брака: редкая светоносная атмосфера, когда окружающие и уважаемые люди, глядя на благополучных супругов, не испытывают ничего кроме в лучшем случае восторженной доброты, а в худшем случае разве что доброй зависти, – итак, когда все эти и им подобные испытания с честью выдержаны и ничто уже, кажется, не может помешать усталым, но счастливым финалистам марафонского «забега любви» принять – даже не из рук каких-нибудь сомнительных богов, а из лона самого бытия – лавровую ветвь Филемона и Бавкиды, – тогда вдруг и предстает перед этими наилучшим образом сыгравшими свою роль людьми последнее и самое страшное испытание: тихий, стучащийся в сердце, пусть никем быть может открыто не заданный, но от этого отнюдь не менее роковой вопрос о том, согласились ли бы они, если бы жизнь можно было повернуть назад, прожить ее еще раз и точно так же, как они ее прожили.

«Самое ценное в любви – это ее длительность», – сказал Бальзак, но как мельница перемалывает зерно, так время перемалывает постепенно и страсть, и половое желание, и общие интересы, и теплоту, и нежность, и привязанность, и под самый финал даже память о совместно прожитых годах, – что же остается? а вот что: взгляды между супругами, в которых сквозит один и тот же болезненный и осторожный вопрос – жив ли я еще настолько, чтобы меня можно было уважать и любить?

И хотя ясного и определенного ответа на него вопрошающий, как правило, не получает, все же, не получая и откровенно отрицательного ответа, он уверяется не только в том, что жизнь его продолжается, но и в том, что соотношение между целями жизни и теми, кто их преследует, не изменилось со времен юности: иными словами, в глубокой старости супругам кажется, что в глазах друг друга они читают те же чувства, что и много лет назад, а если чувства и изменились, то в той же самой пропорции изменилось ведь и восприятие этих чувств, так что в общем и целом в отношении любящих супругов практически ничего не изменилось.

Это как с палубы корабля, плывущего посреди океана, нельзя определить, удаляется ли корабль относительно линии горизонта и, если да, то в каком направлении и с какой скоростью, – и в этом именно состоит главная ценность длительной или, лучше сказать, пожизненной любви: так что Бальзак совершенно прав.

Быть ко всему готовым. – То обстоятельство, что люди после смерти супруга, с которым они были связаны долгие годы, без особых околичностей вступают в новую связь, если она перспективна, и в то же время в глубине души не то что