протянула ему обе руки. Климов попробовал вытащить из ледяной грязи хотя бы одну руку, но у него ничего не вышло: барахтаясь, он успел уйти под воду по самый подбородок и основательно замерзнуть. Ни рук, ни ног он уже почти не чувствовал. Ведьма выпрямилась, оглянулась на Таисию, и из ее мертвого рта донесся то ли стон, то ли крик. Поднялся ветер, по озерцу пошла сильная рябь и Климову плеснуло волной в лицо. Он закашлялся, захлебнулся, дернулся и провалился еще глубже, так, что вместо воздуха в нос попала гнилая вода. Угасающим взглядом он увидел, как к болоту бежит Толстый, толкает в сторону Таисию, которая все пыталась встать, чтобы догнать девочку, ломает какую-то сухую березу и сует палку в воду, туда, где плетями висели его закоченевшие руки.
– Хватай, Андрюха! Хватай! – с отчаянием закричал Толстый.
Климов с усилием разжал заледеневшие пальцы и мертвой хваткой вцепился в палку.
– Ыааааа! – зарычал Толстый и рванул палку на себя, упираясь ногами в мягкую болотную землю, скользя и проваливаясь почти по колено. Климов почувствовал, как топь, чавкая, нехотя отпускает его, уступая медвежьей силе Толстого. Когда он вылез из воды по пояс, Толстый бросил палку, схватил Климова за шиворот и выволок на берег. Климов лежал на траве, лицом вниз, вдыхая запах сырой почвы и вдруг беззвучно заплакал, вздрагивая чужим, закоченевшим телом. Рядом сидел и шумно дышал верный друг.
– Успел, мать твою! – все еще переводя дыхание, сказал Толстый. – Успел.
Пока Климов приходил в себя на берегу после купания в ледяной воде, Таисия сидела на земле и плакала, всхлипывая, размазывая по лицу грязь с рук, и не отрываясь, глядела вслед загадочной девочке. Толстый подхватил ее под мышку, как мешок, потащил к воде и плеснул в лицо. Брызги попали в нос, Таисия закашлялась и пришла в себя.
– Спасибо, отпустите, пожалуйста, – почти спокойным голосом сказала она.
– Нормально? – на всякий случай спросил Толстый, опустил ее на землю и наклонился, заглядывая ей в лицо. – Теперь пошла вперед, кукла ряженая. Андрюх, ты как, идти можешь? Тебе переодеться надо, и валим отсюда.
Через полчаса все трое тряслись по проселочной дороге, ведущей к трассе на Череповец, во внедорожнике Толстого. Толстый следил за дорогой, время от времени сверяясь с навигатором, Климов все никак не мог согреться в огромных висящих мешком брюках, рубашке и куртке, выданных Толстым, а Таисия угрюмо молчала на заднем сиденье и смотрела в окно. Наконец автомобиль выехал на шоссе. Климов повернулся к Таисии и спросил, все еще время от времени поеживаясь:
– Скажите, зачем вам понадобилось утопить меня?
Таисия не ответила. Климов продолжал, чуть повышая голос:
– Нет, вы объясните! Мне просто интересно. Я никак не могу придумать мотив для убийства. Вы хотели ограбить меня? Тогда зачем так сложно? Чтоб следов не нашли, а? А что вы хотели у меня взять? Телефон? Планшет? Чего ты молчишь, крыса?! – почти заорал он на сжавшуюся на сиденье Таисию.
– Не распаляйся, Андрюх, – сказал Толстый. – Сдадим ее в полицию, пусть там объясняется. Поможем следакам сделать план по посадкам.
– Я… я не хотела вас убивать, – глотая слезы, шепотом произнесла Таисия. – Так вышло. Я, видимо, ошиблась…
– Вот-вот, – подтвердил Толстый. – Полицейские страсть как любят ковыряться в чужих ошибках.
– Нет, вы не понимаете! – взвизгнула было Таисия, потом погасла и снова сжалась в комок. – Я могу все объяснить. Не надо полицию.
– А что надо? – издевательски спросил Толстый. – Тортик тебе купить?
– Поедемте ко мне, – тихо сказала Таисия. – Я все расскажу. А вы решите, что делать дальше.
Друзья переглянулись: для потенциальной убийцы она вела себя слишком нелогично. Да и события на болоте давали повод думать, что все пошло совсем не по плану, намеченному Таисией.
– Что скажешь, Андрюха? – спросил Толстый.
Климов обернулся и внимательно посмотрел на виновницу своего купания в ледяном болоте. Она ответила ему жалобным взглядом затравленного зверька: страх, просьба о пощаде, усталость, и что-то еще, невысказанное, но очень-очень болезненное и горькое было в ее глазах. Климов немного смягчился.
– Надо ехать, – задумчиво сказал он, поворачиваясь обратно. – Она имеет право хотя бы попытаться оправдаться.
– Диктуй адрес, колдунья чертова, – пробурчал Толстый.
Машина въехала в маленький зеленый дворик, окруженный кирпичными типовыми пятиэтажками. На детской площадке играли дети, две старухи сидели на лавочке у подъезда и неспешно беседовали о своих бесконечных болячках.
– Вон туда, к дальнему дому, крайний подъезд, – показала рукой Таисия.
Толстый остановил машину и все трое, хлопая дверями, вылезли наружу. В воздухе стоял густой, сладкий запах цветущих диких яблок, чирикали воробьи, бледные после зимы малыши долбили совочками по песку, мамаши тихо беседовали в сторонке, время от времени утихомиривая кого-то, не в меру разбушевавшегося. Климов поежился, подумав внезапно, что, если б не Толстый, он не смог бы сейчас радоваться погожему майскому деньку, а лежал и околевал в холодной воде череповецкого болота… Он с ненавистью посмотрел на Таисию и понял, что не хочет слушать ее оправданий, но передумывать было поздно: он сам принимал решение выслушать ее.
