А я однажды был свидетелем его жуткого провала. Это было в Доме культуры МАИ. Шёл какой-то праздничный концерт. А надо сказать, что в МАИ, как в Одессе, никаких авторитетов не было. Всё надо было завоёвывать с нуля. Могли освистать любую знаменитость. И вот объявляют: «Валерий Ободзинский». Выскакивает на сцену человек в каком-то ковбойском костюме. И выскакивает не просто, а как любимец публики. То есть он привык, что его встречают всюду шквалом аплодисментов, и здесь вышел принимать этот шквал. А шквала не было. И он сразу разозлился. И зал это почувствовал. Ободзинский спел одну песню и не смог переломить ситуацию. Он разозлился ещё сильнее. И запел вторую песню. И на второй в зале засвистели. Он еле допел вторую песню и ушёл, как говорится, «под стук своих каблуков».
А певец был всё равно замечательный. И не случайно Леонид Петрович Дербенёв уже в 90-х годах пытался вернуть его на сцену. Он мне говорил: «Посмотришь, он снова будет звездой!» Он очень болел за Ободзинского.
Но, к сожалению, ничего не получилось. Болезнь под названием «водка» не дала осуществиться этим дербенёвским планам. И наверное, Ободзинский уже боялся провала. И это тоже толкало его к запою. Очень жаль, что он так и не смог восстановиться.
Поэт и драматург Валерий Шульжик – человек с уникальным чувством юмора.
Когда-то, году в 1984-м, придя ко мне в новую, только что отремонтированную квартиру, осмотрел её и сказал своей жене Вере:
– Вера, вот в какой квартире мы будем жить после революции.
Однажды Шульжик подошёл к поэту-песеннику Михаилу Пляцковскому и сказал:
– Слушай, какую хорошую песню ты написал.
– Какую? – спросил Пляцковский.
– Вот эту: «Когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли».
– Эту песню написала Юнна Мориц, – обиженно сказал Пляцковский.
– Странно, – сказал Шульжик, – я как ни вспомню тебя молодым, ты всё время нёс какую-то чушь.
Когда мы все вместе были в Болгарии, Шульжик продал Пляцковскому доллары – один к пяти. Пляцковский сразу обособился, со всеми перестал общаться и бегал отовариваться в болгарскую «Берёзку».
На последнем ужине мы сидели за одним столом, и Шульжик при Пляцковском говорит:
– Лион, ты знаешь, как вчера Мишке плохо было, скорую вызывали.
– А что случилось?
– Он последний лев зажал в руке и никак не мог разжать. Пришлось в горячую ванну руку опускать, чтобы хоть как-то отмочить и разжать кулак.
Шульжик над Пляцковским всё время издевался, и не случайно. Пляцковский был чрезвычайно задиристый и высокомерный, и всё время у него шли какие-то баталии с поэтом Лазаревым, который обвинял Пляцковского в плагиате.
Шульжик посоветовал Пляцковскому, чтобы того не обвиняли больше в плагиате, зарегистрировать в ВААПе как свои все эпитеты. Тогда к нему никто не придерётся.
Я однажды тоже не удержался, когда мне Пляцковский схамил в очередной раз, а это происходило в ЦДЛ, и, как специально, подошёл директор ресторана.
Я спросил его:
– Ген, тебе хорошая свинина нужна?
– А сколько килограммов?
– Миш, – спросил я, – ты сколько весишь?
– Семьдесят шесть, – сказал Миша.
– Семьдесят шесть килограммов, – повторил я Гене.
Гена чуть не упал со смеху.
С тех пор Пляцковский меня не трогал.
А Шульжик, кроме шуток, ещё писал очень хорошие детские стихи. Вот только одно четверостишие:
Шульжик человек болезненно самолюбивый. Однажды у меня на дне рождения стол вёл Брунов. Он был непревзойдённый тамада и, естественно, по юмору забивал всех, в том числе Шульжика. Шульжик стал просто хамить ему с места.
Я потом спросил, зачем он это делал.
– А что же, я буду сидеть и спокойно слушать, как он острит?
Вообще о самолюбии творческих людей можно рассказывать бесконечно. На дне рождения Шульжика были и Якубович, тогда ещё никому не известный, и Розовский. Где-то в середине вечера, желая сделать приятное новорождённому, я вытащил очень смешной текст и стал его зачитывать. Я знал, что текст смешной, я его уже не раз читал. Когда люди стали смеяться, естественно в смешных местах, Розовскому это так не понравилось, что он стал громко хохотать ещё на подводках к репризе, тем самым не давая гостям услышать текст. Таким образом, он совершенно испортил моё выступление и был этим
