пожалуйте, дюжина выстроилась в ряд. А рядом вполне себе недорогие гладкоствольные мушкеты.
— А чего это у тебя такая пересортица? — Кивая на полки и пирамиды, поинтересовался Александр у каптенармуса.
— По задачам и оружие. Каждый раз в Замятлино не набегаешься. Ну что, у тебя, Федор?
— Выдай ему девять «Бульдогов» с глушителями. Пользоваться-то все умеют? — Это уже к Александру.
— Ты на этот счет не переживай.
— Лады. К ним по две дюжины травматических патронов и столько же боевых.
— Это что за патроны такие? — Удивился Александр.
— Пули у них кожаные и навеска пороха поменьше. Вот ими и зарядите «Бульдоги». Удар получается такой, словно кулаком приложили. Если по голому телу иль надето только исподнее, так может и под шкуру залезть. Насмерть такой пулькой прибить, это постараться надо. Но вы все же остерегитесь их пользовать. Только если уж иначе никак.
— Объяснишь?
— А чего объяснять. После того как всадишь такую в кого, так ору потом столько, что хоть ухи затыкай. Шумно очень получится.
— Ясно. А как с дымом? В помещении эдак пару раз пальнешь и ничего уж не видно. Уж лучше духовушки пользовать, пусть они и побольше будут. И кожаной пулькой вполне плюнут.
— Нормально тут все с дымом. Порох в патронах белый, — успокоил Федор.
Угу. Ошибся Александр не по весу серебра те припасы, а считай золотые выходят. Уж больно дорог тот белый порох. За каждый золотник поди отчитайся. И пользуют его только для гранат при штурме зданий и укреплений, да штуцерники когда нужно остаться незамеченным. А тут эвон как.
— Да, гляди, на травматических дульце выкрашено в белый цвет, — продолжал наставлять Федор. — Но для вящей верности боевые держите отдельно. Как и говорил Кузьма Платонович, трупы нам без надобности.
— Да понял я уж, — отмахнулся Александр.
— Принимай, — продолжал выкладывать на стол снаряжение каптенармус.
— А это еще что такое?
— Дубинка из толстой кожи, внутрь засыпан песок. Убить такой не убьешь, зато отбить какую часть тела или оглоушить, милое дело, — пояснил Федор.
— Все-то у вас не убий.
— Ну так я же и говорю, ваше дело ворогу кровь пускать, наше вязать его в целости и сохранности, — хохотнув согласился Сбруев.
Когда покончили с разработкой плана захвата усадьбы Борятского, Овечкин покинул дом Карпова, в легком закрытом экипаже. Он конечно много чего мог себе позволить, но и всему был определенный предел.
Будь здесь Карпов, то и проблем никаких. Чай и сам боярин. Ну какой патруль прибежавший на шум станет разбираться, что там и как. Вот он боярин, которого каждая собака в городе знает и почитает. Дом тоже боярский. Вот пускай и разбираются меж собой. А их дело маленькое, порядок на улицах города блюсти.
Но Ивана Архиповича нет. Зато есть княгиня Трубецкая, в ведении которой та городская стража и находится. Ну и доверие к ней, как к самому Карпову. Так что, никаких сомнений по поводу того, чтобы поставить ее в известность у Кузьмы не было. Разве только не торопился он с этим.
К Пскову «Окунь» подошел когда уже стемнело. Весть о том разумеется дошла и до княгини, тут же поспешившей на пристань и в госпиталь. Сам Овечкин находился на пароходе, заняв капитанскую каюту и о нем знали лишь немногие. А потому он сумел незаметно покинуть пристань, прикрывшись поднявшейся суетой.
Но теперь, когда все было уже готово, и оставалось лишь воплотить задуманное, пришла пора навестить и княгиню. В отсутствии Ивана, Лиза вместе с детьми всегда проживала к княжеских палатах, на территории крома. Вот туда и направился Овечкин.
— Кузьма Платонович, бог мой!
Лиза вышедшая к ночному гостю в ночной рубашке и едва запахнутом халате, с нескрываемой радостью бросилась на шею тщедушного мужичка. Чем вызвала у него неподдельную радость и высекла из глаз слезу. Правда не понять, отчего та мокрота, от радости или от боли. Потому как объятье у молодой княгини было крепким.
— Живой, слава тебе Господи, живой. А мы-то испереживались. Похороны такие закатили, что любо дорого.
— А я вот он, живой, — с горькой усмешкой произнес Кузьма.
— Вот и ладно, что живой.
— Ну это как сказать. Ежели…
— А ты не говори, Кузьма Платонович, — покачав головой перебила его княгиня. — Чай теперь-то посчитаешься? — Словно говоря, что все понимает, спросила она.
