Сто дней во власти безумия. Руандийский геноцид 1994 г.

стали вчера (30 июня. – И. К.) объектом нападения солдат хуту, которые изрезали у них шины. Французы теперь советуют журналистам не ездить к северу от Кибуйе без военного сопровождения»[1725]. Утром 2 июля Филипп Леймари сообщил в эфире МФР: «Отношение <к французам> со стороны ВСР и населения запада страны стало значительно более прохладным по мере того, как французские солдаты предприняли меры по защите растущего числа беженцев, принадлежащих к общине тутси» [1726]. В тот же день «Winnipeg Free Press» написала: «Милиция, которая еще недавно приветствовала французские патрули на самодельных дорожных блокпостах, теперь раздражена и возмущена»[1727].

Париж пытается маневрировать

Высшее французское политическое руководство начало понимать, в какую ловушку оно само себя загнало. Во-первых, отношения с общиной хуту постепенно ухудшались. Во-вторых, позитивный информационный фон первых дней операции («”Бирюза” продолжается, – сообщали Деле и Кено Миттерану еще 28 июня, – без инцидентов в постоянном и полном взаимодействии со СМИ»[1728]) сменился после событий в Бисесеро весьма критическим настроением, прежде всего по поводу гуманитарного характера французской миссии. В-третьих, несмотря на попытки установить дипломатические контакты с РПФ (29 июня Жюппэ отправил с этой целью в Брюссель и Кампалу своего эмиссара Жака Варэна[1729]), отношения Парижа с ним оставались весьма напряженными. Не способствовали их улучшению и заявления на канале «Франс-2» французского капитана в отставке Поля Барриля, расследовавшего по поручению Агаты Канзиги причины гибели ее мужа, что именно РПФ организовал убийство руандийского президента[1730]. По данным ООН, в правительственной зоне находилось уже от 800 тыс. до 1 млн беженцев хуту[1731]. Но сообщения с фронта становились все более и более тревожными, и практически все военные эксперты были уверены в скором захвате повстанцами столицы. Что делать французам, если после этого успеха РПА развернет наступление на запад, которое неизбежно вызовет еще более массовый исход хуту в правительственную зону? Как смогут тогда они эффективно осуществлять свою «гуманитарную миссию»? Какой линии поведения следовать, если наступающие отряды повстанцев окажутся в непосредственной близости от французских постов? Хотя французы предприняли дипломатические демарши в ООН и в Вашингтоне, надеясь ускорить развертывание МООНПР- 2, и даже решили «создать в Нью-Йорке координационную группу, чтобы производить давление на страны-участницы и на Секретариат»[1732], однако они прекрасно понимали, что надежды на быстрое прибытие в Руанду новых сил ООН весьма призрачны. 28 июня в телефонном разговоре с Балладюром Бутрос-Гали посоветовал ему не питать на этот счет особых иллюзий. «Кажется, – подводило итог МФР в полдень 30 июня, – трудности для операции “Бирюза” растут вместе со страхом перед столкновением с РПФ и опасениями по поводу ухудшения отношений с ВСР»[1733].

К этому времени советники Миттерана были настроены уже достаточно пессимистично: «Словом, – писали они своему шефу, – ситуация очень хрупкая, и чтобы помешать возобновлению резни и убедить РПФ не предпринимать масштабное наступление за пределами Кигали, которое может вызвать неконтролируемую волну беженцев, необходимы как расширение действий наших сил, чтобы держать под контролем ключевые пункты и защищать лагеря, находящиеся в наибольшей опасности, так и дипломатические усилия перед нашими партнерами (речь шла прежде всего об американцах. – И. К.) и РПФ, чтобы заставить его остановить продвижение на запад»[1734]. Обеспокоенный Балладюр требовал официального заявления о готовности Франции эвакуировать свои войска из Руанды в конце июля, а Жюппэ, ясно осознавший, что Франция может глубоко завязнуть в «руандийской трясине», убедил президента встретиться с Мусевени, чтобы попытаться через него воздействовать на руководство РПФ[1735].

Тревога французских политических лидеров в полной мере проявилась на заседании правительства в узком составе под председательством президента 29 июня[1736]. Несмотря на оптимистическое сообщение Руссена о поддержке французской операции главами государств зоны франка, собравшимися в Либревиле, и о готовности Нигера, Республики Конго и Гвинеи-Бисау включить свои воинские контингенты в состав сил «Бирюзы» («Мы выходим из франко-сенегальского тет-а-тет»), настроение участников заседания было далеко от эйфории. Ланксад предупредил: «Кигали должен пасть в ближайшие дни. Затем ВСР отступят в порядке или распадутся. Наступление РПФ спровоцирует исход хуту, бегство населения на запад». Он добавил: «Главный вопрос состоит в том, что сделает РПФ после Кигали?»

Миттеран, озабоченный своей «ответственностью перед историей», попытался вновь найти виновных в лице РПФ и спросил: «Что происходит в зоне тутси?» Начальник генерального штаба ответил: «Они создали пустоту. Хуту бежали в Танзанию в Уганду. Зона тутси стала Тутсилендом». «Нет ли, – продолжал президент, – журналистов в зоне РПФ? Знают ли, что там идет резня?» «Да, конечно, – уверил его Ланксад, – и с определенным размахом, если судить по трупам в озере Виктория» (курсив мой. – И. К.). Затем Миттеран, однако, возложил часть отвественности за руандийскую трагедию на «экстремистскую фракцию хуту», устроившую после гибели Хабьяриманы «репрессии, которые нельзя оправдать». Балладюр предложил участникам заседания обсудить меры, которые могли бы заставить африканские страны участвовать в МООНПР-2. После этого Жюппэ поставил «вопрос ребром»: «Если Кигали падет и фронт рухнет, что мы должны делать? Мы столкнемся с волной беженцев на запад и войдем в соприкосновение с РПФ. Тогда должны ли мы вмешаться и остаться, создавая зоны безопасности, или отступить?» Министр заявил, что единственный выход – убедить РПФ с помощью ОАЕ и ООН возобновить «политический диалог» с правительственным лагерем, поскольку повстанцы не могут рассчитывать на полный моноэтнический контроль над Руандой. Но Миттеран все еще тешил себя иллюзиями: «РПФ, должно быть, будет колебаться, идти ли дальше. Тутси