Сто дней во власти безумия. Руандийский геноцид 1994 г.

могли бы тогда оторваться от своих баз». Ланксад, однако, в конце заседания повторил свое предостережение: «ВСР могут развалиться, но при этом создадут убежище на северо-западе. Тогда проблема будет на юге с 3–4 млн беженцев».

Настроение французских руководителей несколько улучшилось на следующий день после вечернего межминистерского совещания в Матиньонской дворце под председательством Балладюра[1737], на котором обсуждались отчет Леотара о поездке в Руанду и усилия французский дипломатии. Министр обороны сделал довольно оптимистичный доклад, высоко оценив эффективность гуманитарных рейдов французских войск, и заявил, что «на данный момент операция имеет успех». «Одобрение населения, – сообщил Леотар, – независимо от этнической принадлежности, единодушно», – однако, добавил он, – «отношения с местными властями и руандийскими вооруженными силами имеют тенденцию к охлаждению». По его просьбе, поддержанной представителем Кэ д’Орсэ, Балладюр санкционировал расширение зоны гуманитарных рейдов на Гиконгоро и Бутаре, где он позволил провести «операцию по спасению сорока монахинь» по ходатайству архиепископа Парижа Жана-Мари Люстиже.

Представитель Кэ д’Орсэ в свою очередь сообщил об относительном успехе переговоров в Лондоне с Мусевени, который, по мнению французской дипломатии, был готов оказать давление на РПФ, чтобы убедить его пойти на прекращение огня, но при условии придания суду виновников геноцида и отстранения от переговоров «руандийских лидеров, к нему причастных или его разрешивших». Путь к политическому урегулированию, казалось, был наконец открыт.

Французы не догадывались, в какие сети заманивают их Кагаме и Мусевени, который 1 июля приехал в Париж и встретился в Елисейском дворце с Миттераном. Хотя именно угандийский лидер прибыл во французскую столицу, на самом деле это было «путешествие в Каноссу» для французского президента.

Во время встречи[1738] Миттеран убеждал Мусевени, что французы хотят поскорее уйти из Руанды и что у них нет там никаких особых политических целей. «Мы, – заявил президент, – не воюем с РПФ. <…> Мы сделаем все, чтобы избежать этого». «Цель нашей акции, – уверял он, – спасти людей в ожидании максимально скорого прибытия <сил> Объединенных Наций, но они не торопятся. Я хочу, чтобы этого конфликта (с РПФ. – И. К.) не было. Мы уже спасли тысячи тутси. Франция попытается избежать конфронтации, у нее нет агрессивных намерений, она не находится в распоряжении ВСР». «Я, – продолжал он, – не имею никакого намерения воевать в Руанде. Мы собираемся уйти. Нас должны заменить Объединенные Нации». Французский руководитель признал: «Мы в исторической ловушке; другое дело, если бы речь шла о Сенегале или Бенине». Он несколько раз прямо просил Мусевени о помощи: «Если бы вы помогли помочь уладить это дело»; «Надо, чтобы вы нам помогли», и при этом не скупился на комплименты: «Я всегда считал вас ответственным <лидером>, я обращался с вами, как с другом. У вас есть влияние»; «По моему мнению, вы один из самых надежных и мудрых людей в Африке. Я всегда чувствовал к вам симпатию. Я никогда не видел в вас врага».

Мусевени выразил удивление: «Я не понимаю, почему может произойти столкновение. В США я говорил с Музом и с Кагаме через спутник. Я сказал ему [Кагаме] перед <принятием> резолюции, что мандат <”Бирюзы”> гуманитарный. Он ответил, что не будет против». Угандиец снисходительно пообещал Миттерану: «Я поговорю с этими ребятишками из РПФ».

Миттеран спросил Мусевени: «РПФ выиграет эту войну, но он будет в меньшинстве. Что тогда делать?». В ответ угандийский президент прочитал своему французскому коллеге небольшую лекцию о причинах конфликтов в Африке и предложил созвать региональную мирную конференцию; по его мнению, политическое урегулирование может быть осуществлено на основе пересмотренных Арушских соглашений при условии отстранения от участия в переговорах «убийц» и «подстрекателей», которых следует предать суду. «Геноцид заслуживает наказания», – согласился Миттеран.

Французский президент, чувствовавший себя не слишком комфортно, попытался оправдать прежнюю политику Франции в Руанде, утверждая, что «Франция не несет никакой ответственности за эту драму». Правда, когда он сказал, что геноцид начался только после гибели Хабьяриманы, Мусевени не преминул задать своему визави неприятный вопрос: «Кто же сбил самолет?», намекая на недавние «разоблачения» Барриля. Миттеран поспешил окреститься от этих «разоблачений»: «Капитан Барриль – авантюрист, я не верю ему. Он ушел в отставку из французской армии, он живет частной жизнью, это наемник. Он никогда не работал здесь, в Елисейском дворце, я никогда его не видел».

Лидер Франции, великой державы и постоянного члена СБ ООН, выступил во время этой встречи как проситель, всячески обхаживающий своего собеседника. С точки зрения французского руководства, однако, результат встречи стоил того – Мусевени согласился выступить в качестве посредника между Францией и РПФ.

Французы в Бутаре. Создание гуманитарной зоны безопасности

Между тем положение французов в Руанде все более осложнялось. «Признание преступлений и обмана со стороны властей… – пишет Дефорж, – не заставило французских военных более благожелательно относиться к РПФ»[1739]. 30 июня генерал Жерманос отправил командованию «Бирюзы» директиву, в которой определил границы французских гуманитарных операций: на севере – Мукамира, в центре – ущелье Ндаба, на юге – Гиконгоро, разрешив в соответствии с распоряжением Балладюра осуществлять только экстренные миссии по эвакуации в направлении Бутаре[1740], к которому все ближе подступали отряды РПА. На следующий день французские военные провели свой первый рейд в Бутаре. После полудня там приземлился С-160, на борту которого находились Розье и несколько врачей Военно-медицинского отряда быстрого реагирования. Затем в Бутаре прибыли отряд парашютистов № 10 и подразделение 1-го полка парашютистов морской пехоты под командованием Тозэна[1741]. Общее число участников рейда составляло 40 человек[1742].