Борис Бугаев.P. S. Пишите. Я же замолчу до после экзаменов. Простите меня за мое внешнее письмо. Сейчас у меня какое-то опустошение в способности выражаться. Посылаю Вам свои стихотворения.
Зов в безвременьеШатаясь, склоняется колос.Прохладой вечерней пахнет.Вдали замирающий голосВ безвременье грустно зовет.Зовет он тревожно, невнятноТуда, где воздушный чертог.А тучек скользящие пятнаНад нивой плывут на восток.Шумит в лучезарности пьянойВкруг нас океан золотой.Закат полосою багрянойБледнеет вдали за горой.И мир, догорая, пирует.И мир славословит Отца.А ветер ласкает, целует,Целует меня без конца [618].А вот стихотворение, характеризующее хорошую сторону Бальмонта и ему посвященное.
В золотистой далиОблака, как рубины, –Облака, как рубины, прошли –Как тяжелые, красные льдины.Но зеркальную гладьПелена из туманов закрыла;И душа неземную печатьТех огней сохранила.И закрытые тьмойГоризонтов сомкнулись объятья.Ты сказал: «Океан голубойЕще с нами, о братья!»Не боясь огнезарной луны,Прожигавшей туманные сети –Улыбались, священной весныВсе задумчиво-грустные дети.Древний хаос, как встарь,В душу крался смятеньем неясным.И луна, как фонарь,Озаряла нас отсветом красным.Но ты руки воздев к небесамИ тонул в ликовании мира…И заластился к намГолубеющий бархат эфира.Огонечки небесных свечейСнова борются с горестным мраком.И ручейЧуть сверкает серебряным знаком.О поэт – говориО неслышном полете столетий.Голубые восторги твоиЛовят дети.Говори о безумьи миров,Завертевшихся в танцах.О смеющейся грусти веков.О пьянящих багрянцах.ГовориО полете столетий:Голубые восторги твоиЛовят дети…Говори, говори…[619]А вот стихотворение, которое я написал под влиянием одной струйки в жизни, которую заметил; а через несколько дней зашел ко мне один знакомый из «знающих» и говорил, что ему казалось эти дни, будто неведомый вампир подстерегает его. Не затемняло ли в продолжение этих нескольких дней крыло вампира ясность астральных горизонтов? Стихотворения, говоря откровенно, я побаиваюсь, как приключения для меня странного, посылаемого для испытания.
Вот оно:
Вампир1Давно я здесь, в лесу – искатель счастья.В душе моей столетние печали.Я весь исполнен ужасом несчастья.На холм взошел, чтоб лучше видеть дали.Глядит с руин в пурпурном карлик вещийС худым лицом, обросшим белым мохом.Торчит изломом горб его зловещий.Сложив уста, он[620] ветру вторит вздохом.Так горестно, так жалобно взывает:«Усни, мечтатель жалкий… Поздно, поздно»…Вампир пищит, как ласточка, шныряетВокруг него безжизненно и грозно.Ревут вершины в ликованьи бурном.Погасли в тучах горние пожары.Горбун торчит во мгле пятном пурпурным.На горб к нему уселся филин старый.2Гигант прошел во мгле виденьем длинным.Его одежд затрепетала лопасть.Истыканная золотом стариннымНад головою разверзалась пропасть.Я задрожал – раздался вопиющий,Далекий окрик, за собой манящий.«Седой горбун – вампир, тебя сосущий,Всегда следит он за тобой из чащи».Молился я… И сердце билось, билось.С вампирным карлом бой казался труден.Был час четвертый… Небо просветилосьИ горизонт стал бледно-изумруден.Стал заклинать – и верил и заклятью.Молил Творца о счастии лазурном.Увидел вдруг – к старинному распятьюБыл пригвожден седой вампир в пурпурном.Я возопил восторженно и страстно:«Зоря, зоря… И ужас обессилен…»И мне внимал распятый безучастно.Вцепившись в крест, заплакал старый филин[621].РГБ. Ф. 167. Карт. 1. Ед. хр. 13. Помета красным карандашом: «ХIII».Ответ на п. 21, 24 и 26.Между 9 и 12 апреля 1903 г. МоскваМосква. 1903, а вернее Мировое пространство в неизвестное время.Дорогой Эмилий Карлович!Это пишу Вам не я, канувший в лету, а то, оставшееся неизменным и не могущее меняться. Оно радуется своей свободе. Вот как все это произошло:
Сегодня я захлебнулся. Звенящее серебро – оно лизало мне лицо, как будто оно было озером, куда я погружался. Оно подступало к моим глазам, сверкая нестерпимо. Кто-то погладил меня и вздохнул. Струевые, влажные напевы хлынули в душу – струевые, струнные…
Очнувшись, я был там, но всё те же люди меня окружали. И они не увидели во мне перемен. Но я понял, что совершилось. Прежде я был здесь и заглядывал временами туда. Теперь я глядел оттуда. И они не увидели во мне перемен, хотя понял, что совершилось. Совершилось наводнение. Океан нежности недаром охватил меня своей прохладой. Волны Вечности выступили из берегов. Покатились вдоль суши. Мне угрожал потоп, но это был только потоп счастья.
