колпаком:«Скоро, скоро увидимся мы»…С лучезарных крестовНити золота тешат меня…Тот же грустно-задумчивый зов:«Объявись – зацелую тебя»…Полный радостных мук,Утихает дурак.Тихо падает на пол из рукСумасшедший колпак[762].Письмо Ваше получил, точно так же как и предпоследнее[763]. Спасибо за «ядовитую» статью. Что касается до «братушек», то вполне разделяю Вашу нелюбовь к мужикам, считающим себя европейцами, а Кронштадтского понимаю[764].
Да хранит Вас Христос.
Борис Бугаев.P. S. Мой привет и уважение Анне Михайловне.
P. P. S. На днях пошлю в «Новый Путь» статью, где между прочим говорю об «Альбоме» и об неизданной Сонате Николая Карловича[765]. Не будучи музыкантом, чрезвычайно затрудняюсь определять совершенство этих произведений с музыкальной точки зрения. Поэтому беру за главную теургическую точку. Не знаю, пропустит ли цензура (их ужасно казнят, вычеркивая решительно все, что имеет какое бы то ни было отношение к религии).
РГБ. Ф. 167. Карт. 1. Ед. хр. 18. Помета красным карандашом: «ХVIII».12–13 июля 1903 г. Нижний Новгород12 июля 1903 г. Н. Новгород.Раньше всего, мой милый и дорогой Борис Николаевич, позвольте Вас пожурить… Не могу не сделать этого: старею; из Эмилия Карловича, из Мили постепенно и очевидно преобразовываюсь в «дядю Милю»; а дяди все поварчивают, брюзжат… Я так был удивлен, получив Ваше письмо от 2 июля, что даже не сразу обрадовался ему… И вдруг читаю, что Вы пишете, чтобы я опять и т. д… Да я ни разу за все это время не укорил Вас даже мысленно за Ваше молчание, вполне естественное. Кроме того, от столь близких мне людей, как Вы, я готов получать ежедневно письма с «нравственной утомленностью» в каждой букве. Если только Вас облегчает это, то пишите мне; я же, в свою очередь, постараюсь, если это возможно, разделить с Вами, или лучше, отделить от Вас эту «нравственную утомленность». Вы, кажется, не шутя считаете меня каким-то монстром мнительности. Алексей Сергеевич (он сегодня утром уехал в Саров)[766] – передавал мне Ваше и сообщил свое мнение о моей фотографии. Она Вам, также как и ему, не понравилась, что мне вполне понятно; у меня крайне нервное лицо, и снять меня очень трудно; гораздо легче писать портрет. Между тем Вы пишете, что имеете против «совсем маленькое нечто…» и «чуть, чуть». Я хохотал, читая это, т<ак> к<ак> в эту минуту я очень ясно видел выражение Вашего лица в то время, как Вы это пишете! Вы – очень милы и… галантны. Ну а я вовсе уж не так мнителен… Вот только стар я стал и ворчлив. Дело в том, что я не могу жить без музыки…
Перехожу к делу, к деловитому. Об акцизе – нечего и думать. О преподавательской деятельности – нечего мечтать: едва ли Вы получите место в Москве. Против учительства (не мистического, а географического) я ничего не имею: занятие благородное и для Вас полезное: Вы бы приучились говорить с детьми; сначала с детьми по возрасту, а там и с детьми по уму-разуму. Сначала устно, а затем уж и письменно. Вы видите, что я готов вполне одобрить Вашу затею читать лекции. Но думаю, что Вам бы следовало брать пример не с Касперовича (столь же глупого, сколь и культурного) с его волшебными фонарями и неволшебными пианистками[767], а с Брюсова, который, несмотря на его не только (как у Вас) декадентскую прокаженность, но и декадентскую сущность, умеет говорить не только как упорный маг, сложивший руки[768], но и как добросовестный сократик; и я признaюсь Вам, что последняя роль ему более к лицу! Вы, конечно, никогда вовсе не лишитесь своей пьяной радости, которая у Вас не только Ваше raison d’etre[769], но и всеобщее, русское, чистое (не мутное), я бы хотел сказать целомудренное бражничанье; если изъять только некоторые угловатости и нагромождения (результат молодости и некоторой декадентской прокаженности), – то Вы успели уже дать меру, образчики этой пьяной радости, каких немного. К тому же Вы молоды, а Jugend, сказал Гёте, ist Trunkenheit ohne Wein… [770] Поэтому скажите себе вместе с ним:
Sei mir heute nichts zuwider!Fuhle mich so frank und frei;Frische Lust und heitre Lieder,Holt' ich selbst sie doch herbei.Und so trink' ich! Trinke, trinke!Sto?et an, ihr! Tinke, Tinke![771]Du dort hinten, komm heran!.Sto?et an, so ist’s gethan[772].Но Вы не только не лишились и не лишитесь этой пьяной радости; пусть также она царит и в Ваших лекциях.
13 июля. Представьте! Я еще не дочитал до конца Вашего письма, которое пришло третьего дня вечером. Дело в том, что я решил отвечать на него по мере чтения. И в этой задаче своей встретил препятствие в лице Алексея Сергеевича и Андрея Михайловича (брата жены)[773]; Вы знаете, как мне трудно оторваться от разговора… Итак; да здравствует пьяная радость! Но пусть она не изгоняет из Ваших лекций ту долю элементарной азбучной ясности, которая необходима для аудитории, состоящей из лиц с «минимальной и примитивной культурностью». Не бойтесь, что половина лекции будет непонята почти всеми, лишь бы другая половина была понята почти всеми. Тогда успех Ваш обеспечен. Скажу о Нижнем. Здесь среди представителей интеллигентской расы царит мысль о необходимости умственного развития, par excellence, <нрзб>, т. е. развития без сосредоточения, развития неизвестно куда и зачем. Главари (например, газетчики), конечно, знают
