На ступеньках не сидят, по ступенькам ходят

бескрайнее непостижимого моря, вместившего в себя всю безысходность страдания и отчаяния, весь пафос очистительных гроз, и всю безмерность счастья.

Гоголь – это загадочный алмаз, это пламень, глубоко затаенный пламень и боли, и одиночества и гордыни, сверкнул на миг и даже ярче остальных огней, не пропал и не сгинул. Остался сильным и навсегда.

В исторической перспективе гоголевское творчество раскрывалось исподволь и постепенно, обнажая резцами времени все более глубокие свои копи. Христианская философско – нравственная проблематика гоголевских произведений наполнялась ощущением особого душевного труда, загадочного смысла, причудливого строения фраз и иррациональности его художественного мира и провидческой смелостью.

И вместе с тем все по – житейски, человечески – общеинтересно. Много людей, много характеров, причин и следствий, и потому не похоже на пустыню:

«Русь, Русь! Вижу тебя из своего чудного,

прекрасного далека тебя вижу»

«…Его можно сравнить с его современником математиком Лобачевским, который взорвал Евклидов мир…» (В. Набоков).

До Гоголя мы имели российских Феокритов и Аристофанов, отечественных Корнелей и Расинов, северных Гете и Шекспиров, – национальных писателей мы почти не имели. Даже Пушкин не был свободен от подражательности и был награждаем титулом «русского Байрона»

Но Гоголь первым стал просто Гоголь. И после него наши писатели перестают быть дубликатами европейских гениев. Мы имеем просто Григоровича, просто Тургенева, просто Гончарова, Салтыкова, Толстого, Достоевского, Островского… Все они ведут свою родословную от Гоголя, родоначальника русской повести и русской комедии. Пройдя через долгие годы ученичества, почти ремесленной выучки, наша словесность предъявила свой национальный шедевр, произведения Гоголя, и вошла в семью европейских литератур как полноправный член.

«Пушкин создал целый арсенал оружия для борьбы со злом, но сам на битву не вышел», – а Гоголь вышел, разлил тревогу и горечь по всей Руси, дал нам неутешное зрелище себя и Руси, и с неистовством Поприщина зарыдал о нём. Гоголь поджег крепостническую николаевскую Россию: почти «божественным» толком нанес боль Руси и направил ее всю к громаде мысли, к необычайному умственному движению; уронил на Русь громадную свою чернильницу, утопив в чёрной влаге «тройку», буквально покрыв трещинами весь зеркальный фасад царство, так хорошо отполированный к половине 19 в.

Его волновали страшные загадки русской души; судьбы России и народа; загадочность русской истории и национальная самобытность Руси – и он неустанно вел поиски смысла жизни и религиозно становился послушником рока судьбы, смирялся, так и не познав до конца смысл жизни.

Рабочий и прораб российской духовности, русского неукротимого Духа, выразитель душевных и нравственных чаяний, патриотический камертон Руси – вот таким авторы видят исторический образ Гоголя.

В своих произведениях Гоголь оставил нам непревзойденную художественную летопись жизни, исканий, падений и взлетов, побед и поражений своего поколения, поколения, родившегося накануне падения Наполеона I и сошедшего со сцены накануне Парижской коммуны. Великое и малое, трагическое и комическое в персонажах тех дней закреплено художественным пером Гоголя на на поразительно написанном фоне крепостной России, распростертой у ног венчанного солдата (Николая I) и европейской революции, захваченной и покоренной лавочником (Наполеон).

Гоголь буквально прогоняет нас, современников, сквозь строй нищеты и отсталости, бесправия и невежества, подчас первобытно скудного бытия. Не только осуждение и обличение водили пером Гоголя, но прежде всего – желание трезво увидеть угнетенный мир Руси, бесстрашно поставить вопрос – каким Гордиевым узлом запутана народная жизнь разноликой многомиллионой Руси. Как никто, он знал древнюю формулу распада и разрушения государственности: народы исчезают, утратив веру и дух.

Не сытость и вялость, а ум, воля и действия – вот та сокровенная правда, ради которой, собственно, жил и творил Гоголь. Это была та правда, которая несла России восхищение и уважение. И такого ошеломляющего и пронзительного воздействия на совесть людей Русь того времен не знала.

У него не было соперников в искусстве воспроизводить жизнь во всей ее истинности.

Об этом писал Белинский: «…мы в Гоголе видим более важное значение для русского общества, чем в Пушкине: ибо Гоголь поэт более социальный, следовательно, более поэт в духе времени».

В его натуре, личности бушевали (и с какой силой!) светлые и темные стихии национального характера. И все гоголевское мировосприятие пронизано щемящей человеческой болью, состраданием к замученному народу, смелостью мысли, какие бывают лишь у мудрого врача, решившегося