На ступеньках не сидят, по ступенькам ходят

Что я могу еще сказать?»

Княжна Мери повторяет решимость пушкинской Татьяны. Вслед Татьяне она признается первой в любви к герою – Печорину. Но во имя чего?

– …Вы, может быть, хотите, чтобы я первая вам сказала, что я вас люблю?

Далее следует беспощадный вопрос – ответ Печорина:

– Зачем?

А ведь и пушкинский Онегин, тронутый «души доверчивой признаньем», пренебрег чувством юной мечтательницы:

«Язык девических мечтаний
В нем думы роем возмутил;
И вспомнил он Татьяны милой
И бледный цвет, и вид унылый;
И в сладостный, безгрешный сое
Душою погрузился он.
Быть может, чувствий пыл старинный
Им на минуту овладел;
Но обманут он не хотел
Доверчивость души невинной».

Но Печорин походя, тоскуя, испытывая жизнь, все же обманул «доверчивость души невинной». Его жестокость была двойственная, он казнил не только тех, кто соприкасался с ним, но в большей степени – самого себя.

Княжна Мери, обаятельная в чистоте своих чувств, полая потребности любви и нежности, чуть не отдала свою любовь Грушницкому, мнимому герою, чья наигранность и пошлость открылись ей при появлении Печорина. Почувствовав в Печорине нечто бесконечно возвышающееся над миром грушницких, она всем сердцем рванулась к этому необычному человеку.

Но Печорин глух к любви женщины. Для него, сильного человека, счастья нет и быть не может, жизнь враждебна счастью. И потому уделом княжны Мери остается только страдание.

***

Лермонтов вскрыл трагическую двойственность человека последекабристской мертвой поры, его силу и слабость. Гордое и пассивное неприятие николаевского строя порождало жестокое одиночество, а расплатой являлось душевное ожесточение индивидуалиста.

В этом – изумительная жизненность образа Печорина, его загадочная привлекательность. Белинский недаром сказал, что в самих пороках его проблескивает что – то великое.

Да, герой не склоняется перед жестокой подлостью времени, во имя ненависти к этой жизни он жертвует всем – своими чувствами, своей потребностью любви. В одиноком бунте – крах человека, его неминуемое обездушивание. Лермонтов этого понимал, но иного не желал.

Герцен говорил, что был нужен особый закал, чтобы вынести воздух мрачной николаевской эпохи, надо было ненавидеть из любви, презирать из гуманности, уметь высоко держать голову, имея цепи на руках и ногах.

Тема социального неравенства, тема нищеты, тем оскорбленного человеческого достоинства, жгучая и благороднейшая тема русской литературы с неотразимой силой предстала в Лермонтове. Какую силу самоотрицания, самоотречения от наслаждения жизнью вложил художник в образ Печорина. Столько личного, столько пылкой внутренней симпатии (хотя, очевидно не просматриваемой в романе)! Столько гордого неприятия действительности.

Описание петербургских трущоб, мира нищеты, с которым художник столкнул Печорина (роман «Княгиня Лиговская»), жалкой чиновной «гостиной», украшенной «единственным столом, покрытым клеенкой, перед которым стоял старый диван и три стула» – все настолько глубоко врезалось в моральное сознание Толстого, что многое он перенял и вложил в описание нравственных мук Нехлюдова.

Характерно, что важнейший мотив романа – уязвленное самолюбие необеспеченного человека – есть и в автобиографическом образе самого Лермонтова, нарисованном пристрастной мемуаристской Екатериной Сушковой (его страстной любви). Добившись от Екатерины признания в любви, зная, что ее руки домогается домогается богатый и влиятельный полковник Лопухин, Лермонтов спрашивал: «Но, однако ж, обдумайте все хорошо,