поныне. Но все эти эмоции бурлили у меня внутри, внешне я оставался совершенно безучастным. Стас в этих экспериментах участия не принимал, так что оставим обсуждение и осуждение на потом, а сейчас пусть выговорится.
После первого же удачного опыта, когда испытуемый, а это был один из членов «команды» Хренова, к слову, очень немногочисленной, исчез, Олег решил работать «на себя». Я подозреваю, он и до этого кроил, как воспользоваться полученными сведениями в своих интересах, но и это озвучивать не стал. Проблемой, его проблемой, был один из сотрудников, по совместительству агент МГБ, и Хренов ни секунды не сомневался, что тот побежит к начальству с докладом. А вот последствия этого Хренова пугали — он всерьёз опасался, что их просто уберут. В смысле из списка живых.
Логика в этом была — сведения слишком ценны, чтобы рисковать утечкой, а всё основное они уже узнали, так что в исследованиях больше не было необходимости. Поэтому он застрелил агента на месте. Им удалось убедить чекистов, что того завалил как раз «ушедший» сотрудник, а сам, якобы, сбежал. Ложь не была такой уж неправдоподобной — у этих двоих часто случались конфликты и начальство «сексота»* могло об этом знать [*Сексот — сокращённо от секретный сотрудник, в просторечии — «стукач»].
В общем, Олег Хренов тоже сбежал, прямо из-под носа своих хозяев, и принеся в жертву последнего из их четвёрки. Но перед уходом оставил все записи на хранение своему единственному другу Станиславу Степанычу. На всякий случай. И Стас, после того как под ним зашатался офисный стул, записи эти прочёл, прочёл внимательно и не один раз. Однако на побег так и не решился. О том, что под него копают, и копают всерьёз, он понял ещё в конце марта и, будучи далеко не таким дураком как я, начал готовиться к переброске на «запасные аэродромы». Пришли за ним в тот же день, когда убили Диму и… И когда погибла Маша.
И вот что вырисовывалось у меня в конечном итоге — информация, которой располагал Стас, была одновременно и важной и бесполезной. Несомненно, сам факт, причём факт неоспоримый, что отсюда можно сбежать, уже дорогого стоил, но у меня была Цель, и как эти знания могли мне помочь в её осуществлении, я, пока, не представлял.
Спустя две недели Стасик чуток оклемался, на человека стал похож, хотя было видно, что такая партизанская жизнь ему вообще не в кайф. Но вариантов не было, появись мы хоть в самой захудалой деревне, одноглазый и человек с пятьюдесятью оттенками синего на лице нас, наверное, там бы и положили, слишком уж маргинально, даже для этого мира, мы выглядели.
И он был неправ, было у него на Ромодановского, было кое-что, что можно использовать. Причём я это знал и сам, просто недодумал поначалу. А вот потом…
— Стас, — спросил я его как-то вечерком, вдыхая запах рыбного супа с лисичками, нашего основного и дежурного блюда, — а сколько может стоить бронепоезд?
Всё это время мы обсуждали варианты выхода за пределы республики и вариантов этих было немного. Мой товарищ по несчастью склонялся к мысли осесть в Углегорске, у него там были кое-какие связи, а руки у Ромодановского не настолько длинны, чтобы дотянуться до него там. Собственно, это и был его «запасной аэродром», просто он не успел свинтить, слишком долго просидев в Усольске, в ожидании возможности перейти границу. Да, путь туда, в Углегорск, он проложил извилистый, но республику лихорадило, все силовые структуры стояли на ушах и контрабандисты, временно, ушли «на дно». И пока Стас ожидал, когда волнения улягутся, и пропивал наличные в номере гостиницы, его вычислили.
И теперь вопрос был в том, как помочь ему достичь границ Углегорской области? Тупо выходить лесами? Но это риск, и риск существенный — мы не граничим с ними непосредственно, так что в любом случае путь будет лежать через «индейскую территорию», где вероятность схлопотать пулю резко возрастает. Будь в ходу некая универсальная валюта, типа золота или доллариев США, можно было бы рискнуть, но универсальным эквивалентом товара в «межгосударственной» торговле является, пожалуй, только бензин, а много ли мы на горбине утащим? И золота здесь нет. Не настолько, что бы вообще забыть его блеск, но мало, критически мало и это понятно, ведь только война закончилась, народ последнее для фронта отдавал.
Однако постепенно у нас вызрел некий план, при удачном стечении обстоятельств даже имеющий процентов двадцать на успех. Дело в том, что у Стаса оказались неожиданные связи в Больших Солях, не столь серьёзные, что бы за ним прислали кавалерию, но, всё же люди могли потом организовать его перемещение к новому месту жительства. Собственно, в этом и состоял его первоначальный прожект, просто теперь это направление он считал закрытым. Однако я, кажется, изобрёл способ, посредством которого мы поимеем Ромодановского. Даже дважды.
— Бронепоезд? — прищурил он левый глаз от попавшего в него дымка от костра. — Тот самый?
Да, я имел ввиду именно тот самый, что стоял на запа?сном пути, по-прежнему охраняя «Объект 17С». Бронепоезд, несколько цистерн с горючим, ещё один паровоз с несколькими вагонами, в том числе ещё два с углём. А ещё гора угля на самой станции, мощные дизель-генераторы. И ещё кое-какие мелочи на складах. Всё это осталось на «объекте», ожидая своего часа, и час этот приближался.
Со слов, неосторожно оброненных тюремщиками в его присутствии, Стас понял, что Ромодановский планирует ближе к осени вывезти оставшееся добро, а что не сможет — сдать государству. Как оно распорядился этими товарно-материальными ценностями, вопрос второй, может, продолжит строить железную дорогу и вывезет имущество в «закрома», а может просто «попилит» денежки с Сан Санычем, всё же бронированный подвижной состав немало должен стоить, даже в рамках государственного прейскуранта.
Время у нас было, не так много, но было, у Ромодановского осталось не так много людей, самой боевой верхушки он лишился. Я не про себя говорю,
