оплачивают банки, выпускающие ценные бумаги, которые надо оценить. Кроме того, предприятие, занимающееся оценкой кредитования, – это одно из многих предприятий на данном рынке. И, если банку не понравится его оценка, он обратится к другому предприятию. Кроме того и банк, и предприятие оценки кредитования используют одни и те же экономические модели, основанные на утверждении, что любой человек – это человек экономический. Невозможно, чтобы цены на жильё неконтролируемо упали. Рынок же не ошибается, иными словами, бумаги надёжны.
Национальный американский банк поддерживал самые низкие за всю историю процентные ставки, вместо того, чтобы как-то изменить сложившуюся ситуацию.
С 1970-х годов уровень жизни американского среднего класса повысился весьма незначительно. Для политика любой масти было важно, вопреки растущим разногласиям, чувствовать себя победителем. Ведь что есть США, как не история о росте благосостояние среднего класса. Решением стала мечта о собственном доме. Каждая американская семья должна иметь возможность – не средства – купить собственный дом. Идея основывалась как раз на том, что время можно продать. Если цены на жильё поднимутся, то почему долги не могут вырасти в том же темпе?
В 1997–2006 годах цены на недвижимость в США возросли на 124 %. На пике ситуации каждую неделю дома покупали 160 000 человек. Это был самый большой экономический пузырь за всю историю человечества. Банки одалживали деньги людям, которые не могли их вернуть, плюс к этому, они одалживали слишком много денег и в итоге часто выкупали кредиты сами у себя, потому что эксперты по кредитованию оценивали эти кредиты как реалистичные. Когда пузырь лопнул, банки остались без денег и с обесценившимися бумагами. Бумаги к тому же разошлись по всему миру. И никто их больше не хотел.
15 сентября обанкротился инвестиционный банк Lehman Brothers. Это был стартовый выстрел. Американские банки потянули за собой глобальную экономику.
Спекуляции и финансовое безумие привело к беспрецедентной финансовой катастрофе. «"На это раз всё будет иначе", – всякий раз говорим мы», – пишут Кармен М. Рейнхард и Кеннет С. Рогофф в исследовании «На этот раз всё будет иначе: Восемь столетий финансового безрассудства». Спекуляции возникают, когда наша коллективная фантазия замыкается на чём-то, что кажется нам совершенно новым и уникальным. Мы наделяем ценностью те обнаруживаемые объекты, которые от нас отдалены, после чего пытаемся преодолеть это расстояние.
Когда становится известно, что на определённом рынке люди хорошо зарабатывают, там начинает увеличиваться число инвесторов. Это подстёгивает цены, и, чем больше рост цен, тем больше люди инвестируют. А чем больше они инвестируют, тем больше рост цен. Даже когда люди начинают понимать, что происходит, это не оказывает на них особенного влияния. Они продолжают вбрасывать деньги прямиком в пузырь.
В конце концов наступает момент, когда всё переворачивается, и раздаётся чей-то крик: «Продавайте!» Паника нарастает, все одновременно устремляются к выходу. Цены падают быстро, зачастую даже быстрее, чем когда-то росли. Из-за этого ещё больше народу мчится на выход, и цены падают ещё сильней. Преувеличенный оптимизм сменяется преувеличенным пессимизмом. Все хотят найти горшок золота на конце радуги. А она превращается в дым.
Если ты веришь, что можешь создать что-то из ничего, тебе трудно остановиться.
Экономическая ценность рождается и погибает в коллективных галлюцинациях, быстрее и быстрее. Капитал пересекает границы со скоростью света. Он больше не живёт на заводах, где производятся товары и добывается сырьё. Он охотится за прибылью, но не за той, которая получается, когда предприятия конкурируют друг с другом из-за клиентов или когда одно техническое средство конкурирует с другим. Его интересует прибыль в виде спекуляции как таковой. Большие колебания, быстрые деньги, высокие риски, огромные убытки. Это пари о пари о пари.
Получается, по словам Гордона Гекко из вышедшего в 1987 году фильма Оливера Стоуна «Уолл-стрит», игра с нулевой суммой. Вы не теряете и не приобретаете деньги, вы переносите их из одного ощущения в другое. «Иллюзия стала реальностью. И чем она реальней, тем больше хочется получить», – жёстко утверждал герой фильма.
И Мефистофель из «Фауста» Гёте это тоже понимал. В конце концов, он же был представителем дьявола и искал подходящий случай, чтобы прихватить душу Фауста с собой в ад. А Фауст просто хотел стать счастливым. Завладеть удовольствиями и знаниями, которые заставляют умолять: «Остановись, мгновенье». Разве он хотел слишком многого?
Сегодня профессиональные функции биржевых маклеров всё чаще заменяют абстрактные алгоритмы. Компьютеры покупают и продают автоматически в соответствии с математическими моделями. Взмокшие от пота маклеры в белых рубашках, кричащие и машущие руками в сторону цифр на больших экранах, как в фильме «Уолл-стрит», практически вымерли. Вместо них теперь специализированные предприятия со сверхбыстрыми компьютерами, которые ведут автоматическую оптовую торговлю на основе сложнейшей математики. Крупные банки уже не расположены на Уолл-стрит. Они переехали в помещения, которые лучше приспособлены для больших компьютерных систем. Самые крупные ресурсы для самых крупных компьютеров. Самая скорая прибыль. Деньги делаются на секундном колебании цен на различных рынках. Время от времени в этой безответственной вселенной случаются сбои – заказ на 10,8 млрд долларов может превратиться в заказ на 10,8 млн из-за технической неполадки. Так называемые алгоритмы могут обезуметь, впасть в амок – купить всю вселенную, пока мы и глазом моргнуть не успеем. Поэтому механизмы безопасности хорошо смазаны, а маневры хорошо отработаны. Эта торговля идёт в тысячу раз быстрее, чем моргает человеческий глаз. Техническая ошибка на вершине финансовой фантазии может вызвать новую великую катастрофу, и на это потребуется несколько минут. В волнах от гипервентилятора мировой биржи потонут миллионы безработных. Миллионы безработных в свою очередь
