— Вот так вы относитесь к вашим детям. — Светлана Александровна грозно обвела взглядом собравшихся. Нас сидело человек восемь. — Вот и дети так же на уроки ходят. Два дня ходят, неделю — нет. Все, без справки от врача пускать не буду! У нас же темы новые. Сумма, разность, числительные. Я же не могу на одном месте топтаться.
— А разность — это что? Я уже не помню, — спросил тихо папа.
— Это вычитание, — подсказала ему мама.
— Значит, что я хочу сказать — все плохо. Конец первого класса, — продолжала Светлана Александровна, — осталось учиться два месяца. На следующей неделе начинается русский язык. По математике переходим на второй десяток. А как мне все это начинать? Скажите! Половина класса читают по слогам. Все, ну почти все считают на пальцах. У них от зубов уже должно все отскакивать, а они еще думают. Месяц висят карточки — «ча-ща», «чу-щу». И что? Пишут через «я» и «ю». Про «жи-ши» я вообще не хочу вспоминать. Сколько можно писать «шишка» через «ы»?
— Что, все? — пискнула со второй парты мама.
— Все! — отрезала Светлана Александровна.
Мама опустила голову.
— А что делать с тестами? Ведь элементарного не знают. У нас олимпиады пойдут. А они не знают, кто написал «Красную Шапочку».
— Андерсен? — спросил с места тот папа, что не помнил про разность.
— Сами вы Андерсен! — окончательно разозлилась Светлана Александровна.
Мы все с ухмылкой посмотрели на этого папу.
— Я знал, просто забыл. После работы же, — оправдывался он.
— Учите авторов и произведения! Так, пошли дальше. Портфели не собраны! Что это такое? Спрашиваю: «Где твоя тетрадь?», и что, вы думаете, они мне отвечают? «Мне мама не положила!» Научите их собирать портфель! Вот у нас тут Катя сидит. Она же не канцелярский магазин! Да, у нее всегда все есть про запас. Но пол-урока — «дай линейку, дай карандаш!». Куда это годится? Да, и на нас все жалуются — самый недисциплинированный класс. Пока не забыла — сейчас зачитаю список хорошо танцующих детей. Они будут танцевать на празднике танец ромашек.
Ромашкой нас не выбрали. Я совсем поникла.
— Вот что я вам скажу. В классе нет ни одного отличника. Если с математикой хорошо, то с русским плохо, или наоборот. Вы работаете, времени нет. Но если бы вы посидели с ребенком первый класс, во втором было бы легче. А вы будете пожинать плоды. Я даже думать боюсь, что будет во втором классе с успеваемостью! Там же таблица умножения!
— Я начиная с шести уже не помню, — сказала мама, сидящая передо мной, — придется учить?
Светлана Александровна ее услышала.
— Да, придется. А вы как хотели? Всю школу дважды два — четыре? А дециметры сейчас пойдут…
— Это по физике? Не рановато ли? — сделал еще одну попытку папа, получивший «два» за разность и Андерсена.
— Нет, это по природоведению, — пошутила одна мамаша. Вот подлиза.
— Так, еще один вопрос, — посмотрела в листочек с записями Светлана Александровна, — нужен номер к Восьмому марта. Ребенок с родителем должен выступить вместе. Есть желающие?
Желающих не нашлось.
— Вот в другом классе и на гитаре мама играть будет, и сценку по ролям разыгрывать, а у нас желающих нет! Что, никто на гитаре играть не умеет?
— Я на пианино могу. Собачий вальс, — сказал неугомонный папа-двоечник.
Все посмотрели на него уже с жалостью.
— Вот рисунки задавала на каникулы, — нарушила тягостное молчание Светлана Александровна, — шесть человек сдали.
— А нужно, чтобы ребенок сам рисовал или родители могут помогать? — спросила еще одна мама.
— Можете помогать, конечно. Но вот смотрите — вдруг ваша девочка попадет на конкурс…
— Это вряд ли, — сразу же оговорилась мама.
— На школьный, потом на районный и пошлют на городской… И отправят ее участвовать. Там ее посадят и скажут: «Рисуй». И что она нарисует? Так что смотрите…
— А вот скажите, как бы нам наладить информационный обмен? — взял слово папа, которого я раньше не видела.
— Нет, лучше скажите, как объяснить, какую цифру в квадратик писать, если одна пропущена? — спросила с задней парты бабушка.
— Нет, — перебил ее папа, — про информационный обмен сначала. Был конкретный случай — отменили урок, и мой Гоша плакал, потому что не увидел бабушку.
— А чё он плакал? — не поняла бабушка с задней парты.
— Потому что он чувствительный мальчик и не бегает после уроков, как некоторые, — терпеливо объяснил папа.
— А то пусть бы побегал. На воздухе. Все бегают, — недоумевала бабушка. — Бабушка-то ваша небось моя ровесница. Так я вам расскажу: пока с больными ногами до школы дойдешь, а еще назад идти… Вы вон молодые и то за сердце хватаетесь, а мы? Нам что — в гроб ложись и помирай?
Папа закатил глаза.
— При чем тут гроб? Вы вообще о чем? У нашей бабушки ноги не болят, — сказал он.
— Скоро заболят. Не ноги, так сердце, не сердце, так давление.
— Ой, подождите вы со своими болячками, — возмутился папа, — меня интересует, почему в школу перестали пускать?
— Про болячки ему неинтересно, — буркнула бабушка, — мой зять такой же — эгоист.
— В школу пускают по предъявлению паспорта, — объяснила Светлана Александровна, — перепишут ваши данные, и проходите.
— А если я не хочу показывать свой паспорт?
— А вам есть что скрывать? — подключилась к разговору мама рядом со мной.
— Дело же не в этом! Я предлагаю написать коллективную жалобу директору. Пусть прекратит этот беспредел. Почему я должен отчитываться перед этим охранником? У него вообще четыре класса образования.
— А ты больно грамотный, как я погляжу, — перестала сдерживаться бабушка, — жалобу он напишет. Да я сейчас тебе такую жалобу устрою. Правда, женщины? — Бабушка оглядела родительниц. Мы закивали головами.
— Нет, когда собирается больше четырех человек, собрание превращается в народный хорал, — завелся папаша.
— Сам ты хорал! — уже кричала бабушка.
— Все это сделано из соображений безопасности, — взяла слово активистка родительского комитета. Светлана Александровна погрузилась в проверку тетрадей.
— У нас демократическая страна. Так давайте пользоваться нашими законными правами. — Папа уже встал и повернулся лицом к собравшимся. — Я предлагаю решить вопрос конструктивно. Давайте сделаем личные пропуска с фотографиями детей и родителей. Не пропускать в школу — прямое нарушение основных прав и свобод человека.
— Ты что, на работе не наговорился, соколик? Тебе больше пообщаться не с кем? Иль тебя никто больше слушать не хочет? — ласково спросила бабушка.
— С вами я вообще не собираюсь поддерживать беседу, — отрезал папа.
— Знаете, такие правила действуют и в других школах, — сказала активистка, — и в Америке жесткая система.
— Меня не интересуют другие школы! — сорвался на нервный фальцет папа. — И не надо рассказывать мне про Америку! Вы там хоть были? Вы вообще, кроме Турции, что-нибудь видели?
— А вот это вы зря, — сказала активистка и посмотрела как-то недобро.
— Ну, вспомните «Норд-Ост», Беслан, — тихо сказала еще одна мама. — Показать паспорт не так сложно.
— Ой, начинается, дешевый популизм, — вздернул плечами папа, — я говорю о том, что мой Гоша плачет, когда бабушка не может его встретить в раздевалке. И хочу это решить.
— Так, может, ему валерьяночки попить? — сказала бабушка. — И тебе заодно?
— Женщины, вас это интересует, или мы сменим тему? — спросила активистка.
Папа встал, сдвинув животом парту, и, оскорбленный, пошел на выход.
— Пятьсот рублей на охрану сдайте! — крикнула ему вслед активистка.
— А что здесь за стих лежит на парте? — спросила мама передо мной. — Его надо выучить? Когда сдавать?
— Два дня назад, — оторвалась от тетрадей Светлана Александровна.
— А я ничего не знала, — расстроилась мама.
— А я Лену спрашивала, почему она стих не выучила, — сказала учительница. — Она сказала, что у нее времени не было.
— И чем же она была занята? — спросила мама Лены.
— Это вы у меня спрашиваете? — удивилась Светлана Александровна.
Собрание подошло к логическому концу. Все стали сдавать деньги и подходить к учительнице для личной беседы.
— Что, совсем плохо? — спрашивала родительница.
— Совсем, — отвечала Светлана Александровна, и родительница отходила понурая.
— Хоть что-то отвечает? — спрашивала следующая.
— Если спросишь — отвечает. И то неправильно, — выносила приговор учительница.
— Скажите мне что-нибудь хорошее, — подошла я, когда дождалась своей очереди.
— Он у вас математик. Не гуманитарий. По русскому тройки.
— Странно.
— Вот и я удивляюсь. Ничего, дойдем до дециметров, там посмотрим, может, и не математик, — обнадежила меня учительница.
