Дюруа совсем забыл, что ему нужно уходить; ему казалось, что он останется здесь навсегда, что он у себя дома.
Но вдруг дверь бесшумно отворилась, и без доклада вошел какой-то высокий господин.
Он остановился, увидев незнакомого человека. Г-жа Форестье на минуту смутилась; легкая краска покрыла ее шею и лицо, но она сказала своим обычным голосом:
— Входите, дорогой друг. Позвольте вам представить приятеля Шарля, Жоржа Дюруа, будущего журналиста.
Затем, уже другим тоном, она назвала вновь пришедшего:
— Наш лучший и самый близкий друг — граф де Водрек.
Мужчины раскланялись, посмотрели друг другу в глаза, и Дюруа сейчас же начал прощаться.
Его не удерживали. Он пробормотал несколько слов благодарности, пожал протянутую ему руку молодой женщины, поклонился гостю, который стоял с холодным и серьезным лицом светского человека, и вышел смущенный, точно сделал какую-нибудь глупость.
Когда он очутился на улице, ему стало грустно, как-то не по себе; глухая печаль давила его.
Он шел, не понимая, откуда появилась эта неожиданная тоска. Он не находил объяснения, но строгое лицо графа де Водрека, уже немолодого, с седыми волосами, со спокойным, высокомерным выражением очень богатого и уверенного в себе человека, беспрестанно всплывало в его памяти.
Он заметил, что приход этого незнакомца, нарушивший их милый tete-a-tete, казавшийся ему уже привычным, вселил в него ощущение холода безнадежности, которое может вызвать в нас иногда одно случайно услышанное слово, чье-нибудь страдание, какой-нибудь пустяк.
И, кроме того, ему казалось, что этот человек, неизвестно почему, был недоволен его появлением там.
Ему больше нечего было делать до трех часов, а сейчас не было еще и двенадцати. В кармане у него оставалось шесть с половиной франков; он позавтракал у «Дюваля»[28]. Потом побродил по бульварам и ровно в три часа поднялся по лестнице, покрытой объявлениями, в редакцию «Vie Francaise».
Рассыльные, скрестив руки, сидели на скамейке в ожидании поручений, а швейцар за конторкой, похожей на профессорскую кафедру, разбирал только что полученную корреспонденцию. Обстановка была внушительная и производила впечатление на посетителей. Служащие умели держать себя с достоинством, с шиком, как подобает в прихожей большой газеты.
Дюруа спросил:
— Можно видеть господина Вальтера?
Швейцар ответил:
— Господин издатель на заседании. Не угодно ли вам подождать? — и указал на приемную, уже переполненную людьми.
Тут были солидные, важные люди с орденами, были и плохо одетые посетители в сюртуках, застегнутых доверху, тщательно скрывающих от глаз белье, покрытых на груди пятнами, напоминающими очертания морей и континентов на географических картах. Среди них были три женщины. Одна из них, красивая, улыбающаяся, нарядная, была похожа на кокотку; соседка ее, с трагическим лицом в морщинах, тоже нарядная, но в более строгом стиле, носила на себе отпечаток чего-то помятого, чего-то искусственного, присущего обычно бывшим актрисам; в ней было нечто, напоминающее поддельную выдохшуюся молодость, горький запах застоявшейся любви.
Третья женщина, в трауре, сидела в углу, с видом неутешной вдовы. Дюруа решил, что она пришла просить подаяния.
Никого не принимали, хотя прошло уже более двадцати минут.
Тогда Дюруа пришла в голову одна мысль, и он сказал швейцару:
— Господин Вальтер назначил мне прийти в три часа. Посмотрите, нет ли тут моего друга Форестье.
Тогда его провели по длинному коридору в большой зал, где четыре господина писали, сидя за широким зеленым столом.
Форестье, стоя у камина, курил папиросу и играл в бильбоке.
Он был очень искусен в этой игре и каждый раз насаживал громадный шар из желтого букса на маленький деревянный гвоздик. При этом он считал:
— Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять.
Дюруа сказал:
— Двадцать шесть.
Форестье взглянул на него, не прерывая равномерных движений руки.
— Ах, это ты? Вчера я выбил пятьдесят семь в один прием. Только Сен-Потен сильнее меня в этой игре. Ты видел патрона? На редкость смешное зрелище представляет из себя этот толстяк, когда он играет в бильбоке. Оп при этом так открывает рот, как будто хочет проглотить шар.
Один из сотрудников повернул к нему голову:
— Слушай, Форестье, я знаю, где продают превосходное бильбоке из антильского дерева. Говорят, оно принадлежало испанской королеве. Просят шестьдесят франков; это не дорого.
