Он заставлял просить себя, отказываясь с рассерженным видом. Наконец, он уступил, находя, что, в сущности, она права.
Когда она ушла, он прошептал, потирая руки: «Нет, право, она мила», не пытаясь доискиваться в тайниках своей души, чем вызвано это мнение о ней именно сегодня.
Через несколько дней он снова получил «синюю бумажку», сообщавшую ему:
«Сегодня вечером приезжает муж из полуторамесячной командировки. Придется неделю не видеться. Какая тоска, мой милый!
Твоя Кло».
Дюруа был поражен. Он совсем забыл о том, что она была замужем. Вот человек, на которого ему хотелось взглянуть хоть раз, чтобы иметь о нем представление.
Он стал терпеливо ждать отъезда супруга, а пока что провел в «Фоли-Бержер» два вечера, закончившихся у Рашели.
Затем, однажды утром, снова пришла телеграмма, всего из четырех слов: «Сегодня, в пять часов. Кло».
Оба явились на свидание раньше назначенного времени. Она бросилась в его объятия, охваченная бурным порывом, покрыла страстными поцелуями его лицо, потом сказала:
— Если хочешь, когда мы наласкаемся вдоволь, повези меня куда-нибудь обедать. Я устроила свои дела так, чтобы быть свободной.
Месяц только что начинался, и, хотя жалованье Дюруа было уже забрано вперед и он жил кое-как, ежедневно занимая всюду, где только мог, на этот раз он случайно оказался при деньгах и обрадовался возможности потратить что-нибудь на нее.
Он ответил:
— Да, конечно, милая, куда хочешь.
Около семи часов они вышли из дому и дошли до внешнего бульвара. Она крепко опиралась на его руку и шептала ему на ухо:
— Если бы ты знал, как мне приятно идти с тобой под руку, как я люблю чувствовать тебя так близко!
Он спросил:
— Хочешь, пойдем к «Латюилю»?
Она отвечала:
— О, нет, там слишком шикарно. Я бы предпочла что-нибудь забавное, простое, какой-нибудь ресторанчик, где обедают служащие и работницы; я обожаю кабачки! Ах, если бы мы могли поехать за город!
В этом квартале он не знал ничего в таком роде, и они пошли дальше по бульвару; в конце концов, они зашли в погребок, где в особой комнате имелась также и столовая. Клотильда еще через окно увидела там двух девушек без шляп, сидевших за столиком против двух военных.
Три извозчика обедали в глубине длинной узкой комнаты; какой-то субъект неопределенной профессии курил трубку, вытянув ноги, засунув руки за пояс, развалившись и откинув голову на спинку стула. Куртка его представляла выставку пятен; из карманов, оттопыренных и напоминавших вздувшийся живот, торчало горлышко бутылки, кусок хлеба, какой-то предмет, завернутый в газету, и обрывок веревки. У него были густые, курчавые, взлохмаченные волосы, серые от грязи; фуражка валялась на земле под стулом.
Появление Клотильды произвело сенсацию благодаря изяществу ее туалета. Обе парочки перестали шептаться, три извозчика прекратили спор, а курящий субъект, вынув трубку изо рта и сплюнув на пол, посмотрел на нее, слегка повернув голову.
Г-жа де Марель прошептала:
— Как мило! Нам будет здесь очень хорошо; в следующий раз я оденусь работницей.
Не выказывая ни малейшего замешательства или брезгливости, она уселась за деревянный стол, лоснившийся от жира кушаний и от пролитых напитков, который слуга наскоро вытирал салфеткой. Дюруа, немного смущенный, немного сконфуженный, стал искать вешалки, чтобы повесить свой цилиндр. Не найдя ее, он положил его на стул.
Им подали баранье рагу, кусок жиго и салат. Клотильда повторяла:
— Я обожаю эти вещи. У меня низменные вкусы. Мне здесь веселее, чем в «Английском кафе».
Потом прибавила:
— Если ты хочешь доставить мне полное удовольствие, сведи меня в кабачок, где танцуют. Я знаю здесь поблизости один очень забавный. Он называется «Рен Бланш»[33].
Дюруа с удивлением спросил;
— Кто тебя туда водил?
Он взглянул на нее и заметил, что она покраснела и немного смутилась, точно этот внезапный вопрос пробудил в ней какое-то нежное воспоминание. После минутного колебания, столь короткого у женщины, что о нем можно лишь догадываться, она ответила:
— Один друг…
