Она спросила:
— Где мы?
Он ответил:
— В лесу.
— Большой он?
— Очень большой. Один из самых больших во Франции.
Запах земли, деревьев, моха, этот постоянный и прохладный аромат густого лиственного леса, напоенный соком распускающихся почек и увядшей гниющей травы, казалось, дремал в этой чаще. Подняв голову, Мадлена увидела звезды между верхушками деревьев, и, хотя ни малейший ветерок не раскачивал ветвей, она все же почувствовала вокруг себя глухой шелест этого моря листьев.
Странный трепет пробежал по ее телу, проникнув в душу, и сердце ее сжалось от смутного страха. Чего она боялась? Она не знала сама. Но ей казалось, что она затеряна, окружена опасностями, покинута всеми, что она одна во всем мире под этим живым, трепещущим над нею сводом.
Она прошептала:
— Мне немного страшно. Я хотела бы вернуться.
— Ну, что ж, вернемся.
— И… уедем завтра в Париж?
— Да, завтра.
— Утром, если можно.
Они вернулись домой. Старики уже легли. Она плохо спала, беспрестанно просыпаясь от всех незнакомых ей деревенских звуков — крика совы, хрюканья свиньи, запертой в хлеву за стеной, пения петуха, начавшего кричать с полуночи.
Она поднялась рано и была готова к отъезду с первыми лучами рассвета.
Когда Жорж объявил родителям, что уезжает, они вначале казались ошеломленными, потом поняли, от кого исходит это желание.
Отец спросил просто:
— Скоро ли мы с тобой опять увидимся?
— Конечно, — этим же летом.
— Ну, хорошо, если так.
Старуха проворчала:
— Желаю тебе не раскаяться в том, что ты сделал.
Он подарил им двести франков, чтобы смягчить их неудовольствие. Экипаж, за которым послали мальчика, прибыл в десять часов, и молодые, поцеловав стариков, уехали.
Когда они спускались с горы, Дюруа засмеялся:
— Вот, — сказал он, — я тебя предупреждал. Не стоило знакомить тебя с господами Дю Руа де Кантель, моими родителями.
Она тоже засмеялась и ответила:
— Я теперь в восторге. Они славные люди, и я уже начинаю их любить. Я пришлю им подарки из Парижа.
Потом она прошептала:
— «Дю Руа де Кантель»… Ты увидишь, что никто не удивится нашим пригласительным письмам. Мы будем рассказывать, что провели неделю в имении твоих родителей.
И, прижавшись к нему, она коснулась губами его усов.
— Здравствуй, Жорж!
Он ответил:
— Здравствуй, Мад! — и обнял ее за талию.
Вдали, в глубине долины, виднелась река, казавшаяся серебряной лентой в утренних лучах солнца, фабричные трубы, бросавшие в небо черные облака дыма, и остроконечные верхушки колоколен, возвышавшиеся над старым городом.
II
Прошло два дня, с тех пор как супруги Дю Руа вернулись в Париж. Жорж взялся за свою прежнюю работу, ожидая, когда его освободят от заведывания хроникой и возложат на него обязанности Форестье, чтобы всецело посвятить себя политике.
