В этот вечер он возвращался к себе, в квартиру своего предшественника, с радостным сердцем, в предвкушении обеда и с сильным желанием поскорее поцеловать жену, физическому очарованию и незаметной власти которой он быстро подчинился. Когда он проходил мимо цветочного магазина, на углу улицы Нотр Дам де Лорет, ему пришло в голову купить букет для Мадлены, и он выбрал большой пучок едва распустившихся, благоухающих роз.
На каждой площадке своей новой лестницы он самодовольно поглядывал на себя в зеркало, каждый раз вспоминая при этом свой первый приход в этот дом.
Он позвонил, так как забыл свой ключ, и тот же самый слуга, которого он оставил по совету жены, отворил ему дверь.
Жорж спросил:
— Госпожа Дю Руа дома?
— Да, сударь.
Проходя через столовую, он очень удивился, заметив на столе три прибора, а через приподнятую портьеру гостиной увидел Мадлену, ставившую в вазу на камине букет роз, точно такой же, какой он принес ей. Он почувствовал неудовольствие, досаду; ему показалось, что у него украли идею, его знак внимания и все ожидаемое от него удовольствие.
Он спросил, входя:
— Разве ты кого-нибудь пригласила?
Она ответила, не оборачиваясь и продолжая заниматься цветами!
— И да, и пет. Это мой старый друг, граф де Водрек, который привык обедать у нас каждый понедельник и придет сегодня, как обычно.
Жорж пробормотал:
— Ну, что же, отлично!
Он стоял позади ее с букетом в руках, испытывая желание спрятать его, выбросить. Все же он сказал:
— Посмотри, я принес тебе роз!
Она быстро обернулась и, улыбаясь, воскликнула:
— Ах, как мило, что ты об этом подумал!
И протянула ему губы и руки с такой искренней радостью, что он почувствовал себя утешенным.
Она взяла цветы, понюхала их и с живостью, точно обрадованный ребенок, поставила их в пустую вазу, напротив первой. Затем прошептала, любуясь:
— Как я рада! Теперь мой камин хорошо убран!
И почти сразу же прибавила убежденным тоном.
— Знаешь, Водрек очарователен. Ты очень скоро с ним подружишься.
Раздался звонок, возвестивший о приходе графа. Он вошел спокойно, уверенно, точно в свой дом. Галантно поцеловав пальчики молодой женщины, он обернулся к мужу и, дружески протянув ему руку, спросил:
— Как поживаете, мой дорогой Дю Руа?
У него уже не было того холодного, высокомерного вида, как прежде, наоборот — теперь лицо его выражало приветливость, ясно говорившую о том, что положение изменилось. Удивленный, журналист постарался ответить любезностью на любезность. И через пять минут можно было подумать, что они знакомы и дружны уже десять лет.
Тогда Мадлена с сияющим лицом сказала им:
— Я оставлю вас одних, мне нужно на минутку заглянуть на кухню.
И она убежала, провожаемая взглядами обоих мужчин.
Вернувшись, она нашла их беседующими о театре, по поводу какой-то новой пьесы, и до такой степени сходящимися во мнениях, что в глазах их уже светилась взаимная приязнь, порожденная этим полным тождеством мыслей.
Обед был очарователен — интимный и дружеский; граф оставался до позднего вечера, — так хорошо он себя чувствовал в этом доме, у этих милых молодоженов.
Когда он ушел, Мадлена сказала мужу:
— Не правда ли, он восхитителен? Он очень выигрывает при ближайшем знакомстве. Вот настоящий друг, — преданный, верный, надежный. Ах! не будь его…
Она не окончила начатой фразы, и Жорж ответил:
— Да, он мне кажется очень симпатичным. Надеюсь, что мы с ним скоро сойдемся.
Затем она сказала:
— Знаешь, нам придется сегодня вечером поработать, прежде чем лечь спать. Я не успела сказать тебе об этом до обеда, потому что сейчас же вслед за тобой пришел Водрек. Мне передали сегодня важные известия, известия относительно Марокко. Их сообщил мне Ларош-Матье, депутат, будущий
