моя голова переполнена мыслями о тебе. Но с каждым днём это становится труднее. Мне как наркотик необходима моя жизнь. Мне необходимо пустить ток по женскому телу и увидеть благодарность. Мне необходимо пройтись плетью по нежной коже и рассмотреть рубец. Я нуждаюсь в рабыне. Не могу без них жить, а ты тормозишь меня. Могу сорваться на тебе, но держу себя. Не хочу, чтобы ты знала моё прошлое, потому что тогда привяжу тебя к себе ещё крепче, а потом уйду. Не хочу, чтобы с тобой повторилось то, что было с Зариной. Она умерла по моей вине, она влюбилась, а я уехал. Такой как я не может любить, мне это чуждо, – он отходит от меня и садится на край диванного подлокотника, опуская голову.
– Я не прошу тебя о любви, Ник, – шепчу, и он поднимает голову, приподнимая один уголок губ в усмешке над моими уверениями.
– Ты молодая, неопытная, страстная и очень чувственная девушка, Мишель. Тебе необходима любовь так же, как и мне, мой мир. Ты не задумывалась, почему так хочешь узнать обо мне больше? Почему ты с таким трепетом отзываешься на меня? Почему приезжаешь ко мне, почему плачешь из-за меня? Ты влюбляешься, а для меня это лишнее, – качает он головой.
– Ты неправ, Ник. Можно переживать за человека, потому что он стал близок. А ты мне близок, потому что у нас с тобой был секс, и это нормально узнать о партнёре большее. Это человеческая особенность, которая присуща всем, – смачиваю пересохшие губы от страха правдивости его слов, и понимаю, что он читает меня, как книгу, а я не могу сама разобраться в себе. Но отрицаю это. Не могу себе позволить влюбиться. Не могу. Значит, придётся врать, чтобы вытащить себя и спасти.
– Большее, – он задумчиво потирает подбородок с отросшей щетиной, и его глаза блестят, но это словно толкает меня больно в грудь от мыслей, которые таятся в их глубине.
– Ладно, Мишель. Большее. Итак, начнём по порядку. Я садист, наслаждаюсь беспомощностью и жестокостью по отношению к своим нижним. Не завожу отношений, потому что для меня это глупость. Не переношу женский пол более чем час-два, чтобы выплеснуть на них свои потребности. Я жесток, очень жесток. Ненавижу, когда трогают мои губы, когда пытаются руководить мной и тем более повышать на меня голос. У меня достаточно денег, чтобы избавиться от трупа и вернуться к своей жизни, – будничным тоном перечисляет он.
– От… трупа? – Заикаясь, переспрашиваю.
– Да, если такой будет, конечно. Но в моём случае можно умереть только от наслаждения. Но это для меня даже больше плюс, чем минус. Знаешь, какая сессия моя самая любимая? Игры с кровью, с острыми ножами и иглами. Наслаждаюсь, когда тонкая игла протыкает нежную кожу, как она сразу же реагирует и являет моим глазам кровь. Господи, как кричат от оргазма мои девушки, ты и представить себе не можешь. И там сантиметр за сантиметром, опускаясь к лобку, капельки крови так красиво смотрятся на белоснежной коже, будто на чистом и нетронутом снегу. А как они возбуждены, когда протыкаю их клитор. Даже сейчас слышу в ушах стоны радости и облегчения от оргазма. А ножи, какие острые и опасные вещи, правда? Ты только представь, как остриё проходит по нежнейшей коже бёдер, например, твоей. Как нож разрезает твои трусики, и какая ты мокрая под ними проверяет лезвие. Ещё…
– Хватит, – шепчу и закрываю уши руками. Не могу поверить в то, что услышала. Тошнота подкатывает к горлу, разворачиваюсь и вылетаю из гостиной, забегая в гостевую ванную комнату, и склоняюсь над унитазом.
Отвращение к этим всем играм выливается из меня, а вместе с ним поток боли и слёз. Ужасно слышать это от человека, который целовал твоё тело. Человека, которому ты хочешь помочь. Для него это обычные вещи. А для тебя бесчеловечные муки. Ужасно.
Сороковой шаг
Я тянусь дрожащей рукой до туалетной бумаги, чтобы вытереть рот, и, бросая её в унитаз, смываю всё своё унижение. Чувствую себя обманутой, только вот сейчас сама себе солгала, говорила, это просто увлечение, что это только интимная связь. А оказалось, что я нуждаюсь в садисте больше, чем должна.
– Мишель, – слышу над собой спокойный голос и кривлюсь от его слов, крутящихся в голове.
– Оставь меня, – сипло прошу и, поднимаясь на ноги, на секунду закрываю глаза, чтобы чёрные точки перестали перед ними мельтешить.
– Крошка, прости. Ты вывела меня из себя, – тихо произносит он, и я чувствую его руку на своей талии.
– Не трогай меня… не трогай… не прикасайся ко мне, – я отбрасываю от себя его руку и боюсь сейчас посмотреть на Ника. Потому что не знаю, что чувствую, не понимаю, как отношусь ко всему этому, кроме, вот только рвотных рефлексов. Я в шоке, мой головной мозг находится в таком потрясении, что он не может разумно работать.
Он тут же отходит на шаг от меня. На еле двигающихся ногах подхожу к раковине, включая воду. Ощущаю всем телом, как он наблюдает за мной, ждёт, наверное, моих слёз, моего падения. Но я не позволю ему это увидеть. Выключаю кран и вытираю лицо полотенцем. Подняв глаза в зеркало, замечаю, что одна и судорожно вздыхаю, благодаря его хотя бы за такую чуткость.
Да, я знала об этих иглах, Райли говорил. Но слышать из уст Ника подтверждение, как он наслаждается этим, стало для меня омерзительным. Потому что говорил именно он, а это больнее.
Мне необходимо уйти просто развернуться и уйти отсюда. Вся розовая пелена от наших игр в постели слетает с глаз, и я сегодня вижу настоящего Ника, не таящего в себе своих наклонностей и желаний, фантазий и собственного мира. Неожиданно для себя понимаю, что никогда и ничто его не изменит. А я для него всего лишь очередная дурочка.
Медленно бреду в гостиную, чтобы забрать своё пальто и вещи. Больше мне здесь нечего делать. Только зачем он притворялся всё это время?
