ответить. Потому что все в вас было заполнено одним образом, и этот образ вцепился в вас в прямом смысле м е р т в о й хваткой. Признайтесь: вы ведь боитесь встречи с ней? Но чтобы этот страх не был заметен, вы встали в позу Фомы неверующего. Не верите, так зачем приехали? Не верите, а чего-то со страхом ждете! Вы ведь по всем статьям супермен, горы могли бы свернуть, а с маленькой заковыкой в душе и не справились. Почему вы молчите? Говорите, Тимофей Бенедиктович, говорите! Со словами болезнь из души выходит.
– Да нет у меня никакой болезни в душе, леший вас забери! – как-то странно выругался я. – То есть, душа у меня действительно неспокойна, но это нормально: она на то и душа, чтобы быть неспокойной. Но в другом с вами соглашусь – насчет страха… Я не верю во встречу и в то же время боюсь ее.
– Вот видите – не верите, а боитесь! – обрадовано произнес Перчатников. – Это подсознание, Тимофей Бенедиктович, а с ним не договоришься. Скажу откровенно: мы тоже пребываем в напряжении. У нас есть положительный результат, пока вроде все идет хорошо, но кто знает, что будет через год…
– Да меня не год сейчас волнует, а сам м о м е н т встречи! – сказал я. – Вот сижу я у мельницы, а о н а появляется вдруг из неоткуда и говорит: «Тим, какой ты старый! Что с тобой произошло? А где Лидия и Гжегош? И почему мы куда-то переехали?»
– Думаю, именно это она и сказала бы! – улыбнулся хозяин. – В принципе вы готовы к встрече, потому что мысленно уже ее себе представляете. А отвечать на те вопросы вам не придется. М ы ответим на них раньше вас. Хотелось бы предупредить еще вот о чем. Единственное, что в известной мере страдает при реконструкции, – это голос. У жены индийского промышленника, например, он погрубел и сел, а через полгода сам собой пришел в норму. Остальные же индивидуальные проявления остаются прежними. Но, откровенно говоря, нас больше волнуете вы. Е ё мы адаптируем, у нас уже есть кое- какой опыт, а вот с вами беда. Постарайтесь отнестись к этому, как к свиданию через много лет. Вон по телевизору показывают встречи чуть ли не через полвека – и ничего, обнимутся, всплакнут и наговориться не могут. Мечтайте, стройте планы, думайте, куда вы повезете молодую жену… Вы ведь женитесь на ней?
– У нас разница в возрасте – сорок лет! – сказал я. – Была десять лет, а теперь – сорок. Хороший из меня будет супруг!
– Но вы крепкий, сильный мужчина, и ваших лет вам никто не даст, – возразил Перчатников. – Бросите пить, пройдете реабилитационную программу… да хоть у нас же плюс современные стимулирующие средства – вы молодых за пояс заткнете! Еще детишек нарожаете…
– Вы так говорите, будто тут все от меня зависит, – сказал я. – Тридцать лет назад это было более чем вероятно, а сейчас юная Агнешка посмотрит на старичка и…
Вдруг я умолк, точно меня выключили. Что-то кольнуло в самое сердце, что-то стрелой пронзило голову: ты ведь сейчас рассуждаешь так, будто веришь в э т о! Будто Агнешка нашлась по объявлению в газете и теперь прилетает вечерним рейсом из Варшавы, а ты в ожидании встречи обмениваешься мнениями с приятелем относительно будущих отношений с давней подружкой…
Перчатников, судя по самодовольной улыбке, проступившей на его лице, скорее всего, прочитал мои мысли, но продолжил трамбовать меня как ни в чем ни бывало.
– Уничижение паче гордости, – объявил он мне назидательно. – Куда она денется? Родители ее еще тогда были в разводе, теперь оба уже в лучшем из миров, есть старая тетка в Щецине, но она уже в маразме и проживает в богадельне. Кто еще? Пану Гжегошу за восемьдесят, он тоже не очень здоров, Лидия еще двадцать пять лет назад вышла замуж за американского бизнесмена и живет в Америке – это все свежая информация, я ее получил буквально вчера. Куда ей податься? Только к вам под крылышко. Правда, не рекомендую форсировать брак. С полгодика можно и так пожить, присмотреться, притереться…
– Тут еще вопрос, где жить? – сказал я, хотя по здравому смыслу вообще не должен был обсуждать это.
– А чем вам Болгария не нравится? – перебил меня Перчатников. – Братья по вере, Евросоюз, Шенген вот-вот будет, цены ниже, а качество жизни выше, чем в той же России, и это, заметьте, без нефти, без газа, без золота и всего прочего – тоже загадка природы! Хорошую квартиру с видом на море здесь, в Варне, можно купить за гроши по сравнению с Москвой. Вам скоро исполнится шестьдесят, оформите пенсию и по упрощенной схеме получите вид на жительство в Болгарии, как обеспеченный пенсионер, имеющий здесь недвижимость. Вы, Тимофей Бенедиктович, счастливчик. К этому времени народ уже с ярмарки бредет, а у вас, как теперь говорят, все только начинается.
Я слушал его и хотя пытался настроить себя на неприятие этой сказки Шахерезады, а все же вникал в услышанное и не находил в нем изъянов. То есть, имелся один основополагающий изъян, но он был так умело заболтан, что невольно скрылся из вида – это как на солидное пальто взрослого человека на сундуке, бывало, набрасывали с десяток детских пальтишек.
Уходил я от профессора в состоянии некоей внутренней раздвоенности. Я все еще не верил в их фантастические возможности, но в то же время подумывал о квартире в Варне и даже видел в ней себя… и Агнешку. И от этого мне становилось не то, чтобы стыдно, но как-то муторно, неловко…
В номере я первым делом взялся за спортивную сумку, и та легкость, с которой она подчинилась мне, сказала об утрате последнего из джонниных братцев. Я спустился вниз, разыскал Антипа и поведал ему свою тоску-печаль. Он, как Гагарин в свое время, сказал: «Поехали!», и минут через пятнадцать мы были уже в торговом центре «Пикадилли», где я нашел подтверждение профессорским словам о болгарских ценах. Поначалу я реконструировал братцев в полном объеме, а затем набрал всякой снеди, а также фруктов и содовой для виски. Антип работал на две ставки, исполняя функции консультанта и носильщика. Я хотел дать ему еще и чаевые, но вовремя вспомнил, что он еще и шоферит, и, стало быть, имеет третью ставку.
