727
Речь идет о пьесе «Избушка бабушки» для Центрального детского театра. Согласно договору с театром от 28 марта 1939 г., Платонов должен был представить пьесу в июне, однако пьеса не была представлена, и юристы потребовали вернуть полученный писателем аванс; в ходе переговоров договор был продлен до 1 августа (см.: РГАЛИ, ф. 2124, оп. 1, ед. хр. 28, л. 1–2). Вьюрков был осведомлен о сложившейся ситуации, что следует из его письма Платонову от 8 сентября: «Пьесу, конечно, ты закончил. Рад я этому» (ИРЛИ, ф. 780, ед. хр. 46, л. 5). Неизвестно, была ли летом завершена работа над пьесой и была ли она представлена в театр, сохранились только ее фрагменты, свидетельствующие о нескольких этапах работы над текстом (см. опубликованный фрагмент 1-го действия:
728
Речь идет о Марии Александровне. Ее приписка имеется в конце письма: // «Здравствуй, милый мышьяк! Спасибо за память, за привет. // Очень хорошо, что работаете, а дурака валяйте между прочим, после работы, а то сборник еще не выйдет сотню лет. // О делах Юшка все написал, пока утешаться нечем, всё – надежда. Хочу увидеть Бублика, но так заматываюсь за день, что вечером никуда не хочется идти; на днях увидимся. // Ремонт – ни с места, не то бюрократизм, не то еще что-то – не пойму. Надежда только на Вас. // Поправляйтесь хорошенько. // Как-то не хватает вас в Москве, вероятно, это многие чувствуют: отныне Вы можете подписываться: я – Бодрость! // Целую! // Мария Крашенина. 28/VIII 39. // [На полях] Вам завидую, так хочется побыть в лесу, но только с сыном; скоро и осень пройдет!» // Именно Мария Александровна отвечает на вопрос Вьюркова о ремонте квартиры. Документы к этой странице жизни семьи Платонова сохранились в фонде Вьюркова. Ярчайший документ представляет акт обследования квартиры писателя, составленный 28 июля 1938 г.: // «В квартире пол ходит под ногами и Платоновы рискуют каждую минуту провалиться. В кухне и уборной пол уже провалился. Стена в большой комнате висит над опустившимся полом. Крысы бегают, не боясь присутствия людей. Возня их и писк слышны днем и ночью. В общем впечатление такое: вот-вот рухнет стена, а за ней потолок. Наступает зима. Квартира вообще холодная, зимой же будет еще холоднее. Необходимо срочно приступить к ремонту квартиры и вынести из нее сооружения МОГЭСа – электробудку. Чтобы обеспечить т. Платонову творческую обстановку и создать нужные ему для работы удобства, мы считаем также необходимым перенести в квартире на другое место ванную, уборную и переставить стену в кухне» (РГАЛИ, ф. 1452, оп. 1, ед. хр. 208, л. 3). В машинопись акта рукой Вьюркова вписана новая дата – 20 июля 1939 г. Летом 1938 г. в связи с арестом сына Платоновым явно было не до ремонта. У Платонова, в отличие от других его современников, дачи не было никогда, квартира в Доме Герцена (Тверской бульвар, 25) также была очень маленькой и практически лишенной удобств. Однако и в 1939-м ситуация с ремонтом разрушающейся квартиры практически не изменилась. Об этом свидетельствует письмо председателя групкома Г. Тарпана Вьюркову от 5 сентября 1939 г., представляющее к тому же любопытную зарисовку из жизни писателей в Доме Герцена: // «О Платонове не знаю, как ремонт. Но вообще капитальный ремонт по дому будет проводиться в мае 40 года, так сказали в Литфонде. А пока ремонтируют себя. Ну, ребята пьют по-старому. На днях Кауричев, Чернев и еще один завалились к Новикову, а там уже с Платоновым шла «смычка». Все насмыкались. Кауричев там же уснул, а Чернев ушел домой, держась за стенки и заборы. Я говорил с Черневым, сказал, что сообщу в ССП о нем и Кауричеве. Может, что получится. Кауричев пьяный ругал всех в издательстве, в том числе и Ярцева. Меня там не было в это время. В общем, мне эта лавочка не нравится» (Там же. Ед. хр. 178, л. 5). Добавим, что именно из подобных посещений и «встреч» с Платоновым рождались донесения его современников в НКВД; неразговорчивый Платонов только в этой ситуации (по русской пословице: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке) проговаривался на самые запрещенные и крамольные темы современной политической и литератур ной жизни. Из упоминаемых в цитируемом письме трех писателей дружескими у Платонова оставались отношения с воронежцем Андреем Новиковым (арестован и расстрелян в 1941 г.) и Николаем Кауричевым (арестован в январе 1940 г., расстрелян в 1941 г.); оба в донесениях на Платонова в НКВД упоминаются как близкие приятели писателя (см.: Андрей Платонов в документах ОГПУ. С. 853877). Письмо от Тарпана Вьюрков получил в Малеевке, и его крайне встревожил рассказ руководителя групкома о писательской пирушке у Платонова. Об этом свидетельствует его письмо Платонову от 8 сентября. Вьюрков вскользь сообщает Платоновым о ремонте, которому, собственно, посвящено письмо Тарпана, нерв письма – описание увиденного им сна об участниках пирушки в Доме Герцена Николае Кауричеве и Илье Черневе (настоящее имя – Александр Леонов). Именно сообщение Тарпана позволяет понять в письме Вьюркова подоплеку придуманного им сна. Традиционный литературный прием для построения назидательного рассказа, обращенного к Платонову: // «А вчера видел тебя и Марию Александровну. Сидим это бытто [sic] мы и пьем чай украдкой. Вдруг в дверь стук. Ты кричишь: – Мария, убирай посуду! Я в угол. В один, в другой. Все углы заперты! Мечусь по комнате и вдруг поднимаюсь вверх к потолку! Ты меня за ноги. – Стой! – кричишь. – Не пугайся. Это Кауричев с Черневым. – Я смотрю на тебя и удивляюсь. На лице твоем такое спокойствие – не испугался ты их. Я тоже взял себя в руки. А Мария Александровна стоит и вся, бедная, от страху дрожмя дрожит. Гляжу – у ней в руках в одной три рубля, в другой пятиалтынный. И сует она эти деньги Кауричеву и кричит: – Изыди,
