В РЕДАКЦИЮ «ЛИТЕРАТУРНОЙ ГАЗЕТЫ» И В «ПРАВДУ».
Просьба поместить следующее письмо. (Предыдущее на ту же тему прошу считать недействительным, ввиду ряда ошибочных формулировок[440], допущенных автором по субъективным причинам.)[441].
Я считаю глубоко ошибочной свою прошлую литературно-художественную деятельность. В результате воздействия на меня социалистической действительности, собственных усилий навстречу этой действительности и пролетарской критики я пришел к убеждению, что моя работа, несмотря на положительные субъективные намерения, объективно приносит вред. Противоречие – между намерением и деятельностью автора – явилось в результате того, что автор ложно считал себя носителем пролетарского мировоззрения, – тогда как это мировоззрение ему предстоит еще завоевать.
Это убеждение явилось во мне не сразу, а началось еще с прошлого года, но лишь теперь вылилось в форму катастрофы, благодетельной для моей будущей работы. («Впрок» написан более года тому назад, что не может, конечно, служить каким-либо оправданием.)
Кроме указанных обстоятельств, я почувствовал также, что мои усилия уже не дают больше художественных предметов, а дают пошлость, вследствие отсутствия пролетарского мировоззрения.
Классовая борьба, напряженная забота пролетариата о социализме, освещающая, ведущая сила партии, – всё это не находило во мне тех художественных впечатлений, которых эти явления заслуживают. Кроме того, я не понимал, что начавшийся социализм требовал от меня не только изображения, но и некоторого идеологического опережения действительности – специфической особенности пролетарской литературы, делающей ее помощницей партии.
Я не мог бы написать этого письма, если бы не чувствовал в себе силу начать всё сначала и если бы не имел энергии изменить в пролетарскую сторону свое творчество – самым решительным образом. Главной же моей заботой является теперь не продолжение литературной работы ради ее собственной «прелести», а создание таких произведений, которые бы с избытком перекрыли тот вред, который был принесен автором в прошлом.
Разумеется – настоящее письмо не есть искупление моих заблуждений, а лишь гарантия их искупить и разъяснение читателю, как нужно относиться к прошлым моим сочинениям.
Кроме того, каждому критику, который будет заниматься произведениями Платонова, рекомендуется иметь в виду это письмо.
14 июня 1931 г. Андрей Платонов.
Впервые: Русская литература. 1990. № 1. С. 230–231. Публикация В. Перхина.
Печатается по машинописи с авторской правкой: Архив РАН, ф. 520, оп. 2, ед. хр. 294, л. 3.
{156} И. Мартынову.
14 июля 1931 г. Москва.
Москва, Пушечная ул., д. № 3 (или 5). Сельколхозгиз, агитмассовый отдел[442], 3-й этаж, Тов. Мартынову.
Тов.! Посылаю вам рукопись очерка[443], котор[ый] я обязан сдать по договору к 10/VII, но задержал по технич [еским], внешн[им] причинам; рукопись у меня была готова 8/VII. Если что в рукописи плохо, неверно, то выправьте сами и сделайте улучшения.
С приветом, Андр. Платонов.
14/VII 31.
Печатается по автографу: ИМЛИ, ф. 629, оп. 4, ед. хр. 3, л. 1.
Мартынов Иван – редактор агитмассового отдела Сельколхозгиза. В июне-июле 1931 г. участвовал в писательской поездке на Северный Кавказ. Несколько его очерков вышли в коллективных сборниках 1931 г.: «Героика будней: очерки о людях социалистических полей», «На обновленной почве: очерки о героях и ударниках». В 1932 г. Сельколхозгиз издал очерки Мартынова отдельной книгой «Ковбои на Маныче», в которой освещались актуальные вопросы коневодства. С 20 июня по 5 июля по постановлению крайисполкома по Северному Кавказу был проведен колхозный поход за социалистическую реконструкцию животноводства (см.: В поход за социалистическую реконструкцию животноводства // На стройке социалистического животноводства. Ростов-на-Дону. 1931. № 5. С. 1). В записной книжке Платонова сохранились записи 1931 г., посвященные различным проблемам коневодства (см.: Записные книжки. С. 88–93).
1
2
{157} А. М. Горькому.
24 июля 1931 г. Москва.
Глубокоуважаемый Алексей Максимович!
Вы знаете, что моя повесть «Впрок», напечатанная в № 3 «Красной нови», получила в «Правде»[444], «Известиях»[445] и в ряде журналов[446] крайне суровую оценку.
Это письмо я Вам пишу не для того, чтобы жаловаться, – мне жаловаться не на что. Я хочу вам лишь сказать, как человеку, мнение которого мне дорого, как писателю, который дает решающую, конечную оценку всем литературным событиям в нашей стране, – я хочу сказать вам, что я не классовый
