– Там, княже, и другой отряд орденский рыщет. С обозом да награбленным добром.
– С обозом, говоришь? Дорогу знаешь?
– А как же, господине!
– Веди!
Другой немецкий отряд догоняли зря – с ним уже расправился боярин Гюрята Собакин. Налетел со всей ратью, выбил рыцарей, а уж потом с десяток пленных кнехтов – повесил. Средь немецких наемников болтался на березовом суку и один оборванец.
– Этот – тоже немец? – усмехнулся Довмонт.
– Это – холоп мой беглый, – Собакин вдруг подобрел и присвистнул. – Это что же, княже? Выходит, мы с тобой этакую ораву побили! Ить немцев-то поболе нашего раз в пять было, ага!
– Славная победа, государь! – поддакнул ошивавшийся тут же воевода. – Добра всякого сколько… да полон… и свой-то полон отбили… Славно! Не стыдно и обратно во Псков.
Вот тут воевода Дормидонт Иович был полностью прав. Не стыдно!
В Чертов лес, расположенный за Псковой-рекой, местные жители почти не заглядывали – боялись. Слишком уж много в нем было урочищ, буреломов, болотин да всяких гиблых мест, где можно было запросто сгинуть, пропасть, так, что даже и косточек не сыщут. К тому же именно там, в Черном лесу, располагалась небольшая усадьба, хозяйка которой давно пользовалась среди псковичей самой дурной славной. Иногда и усадьбу ее так и называли – Ведьмин хутор. Так ведь и «чертовым»-то лес прозвали из-за ведьмы… правда, иные утверждали обратное, мол, именно потому колдунья там и поселилась, что «чертов», чтоб ближе к нечистой силе быть.
Так оно иль не так было – неведомо, однако слухи о хозяйке лесной усадьбы ходили разные, один другого ужасней. Говорили, что колдунья может запросто наслать на поля град, вызвать ураган, бурю, заговорить кого-нибудь, а если надо – то и навести порчу. Рассказывали и обратное – дескать, ведьма многих несчастных излечила, кого от лихоманки, кого от колик, а кого-то – даже и от падучей. Впрочем, слухи эти ходили лишь по ближним деревням, располагавшимся здесь же, в Запсковье. Городские же власти ничего такого не знали, не ведали. Ну, живет себе в лесу вдовица, своеземица – усадьбой владеет по праву, не какая-нибудь там беглая или кто. Ратников, правда, в ополчение и в дружину не выставляет – некого, но воинский сбор платит исправно. Вестимо – натурой: медом, пушниной, грибами сушеными да вяленой рыбой.
Окромя самой своеземицы, на усадьбе жило еще три обельных холопа, закуп-старик и две челядинки – старые девы. Не шибко много, да вот перебивались как-то, хозяйствовали. Владелица усадьбы в город не наезжала совсем, когда нужно что – отправляла закупа до холопей. Те брали лошаденку, навьючивали да вели по тропинкам, по гатям – проходимых-то дорог в Чертовом лесу не имелось, на телеге иль на санях не проедешь даже зимой. Что и говорить – урочище!
По такой-то вот тропе и пробирался нынче посланный хозяином Дементий. Хоть места эти с детства знал – все ж местный, – одначе заплутал, походил кругами, едва на тропинку выбрался. Выругался, глянул на солнышко да, сплюнув, зашагал себе дальше, выгадывая, как бы из господского-то серебра себе толику малую урвать. Так всегда все слуги выгадывают, честных-то нету, ага…
Чу! Услыхав где-то слева характерный звук спущенной тетивы, Дементий, не раздумывая, бросился грудью в траву, вжался в грязищу… Пролетевшая над ним стрела впилась в толстый ствол старой осины и зло задрожала. Видать, от обиды – промазала!
Слуга чуть отполз и, осторожно поднявшись на ноги, сделал два шага назад. Замерев, осмотрелся вокруг… и удовлетворенно кивнул, узрев разряженный самострел, прилаженный рядом, в кусточках, как раз напротив тропинки. Прямо на тропу он и был насторожен… на зверя? Иль все же на человека? На слишком любопытного путника, незваного гостя.
Сплюнув, Дементий пошел дальше куда более осторожно, пробирался неслышно, буквально как тень. Опытный душегуб, он вовремя заметил еще два самострела и одну волчью яму, прикрытую ветками и травой. Листва еще только-только пошла, ветки лежали голые – это и спасло проходимца, иначе обязательно угодил бы в яму.
– Ну, старуха! – не выдержав, выругался про себя путник. – Ну, ужо, ужо…
Долго ли, коротко ли, а все же выбрался Дементий на небольшую опушку. Распаханное поле явно недавно проборонили, видать, готовились к севу, невдалеке, за деревьями, виднелся луг, на котором паслись три бурые коровенки, ближе же к лесу располагался частокол, за которым виднелась высокая крыша, крытая светлой липовой дранкою.
За коровами присматривал пастух – согбенный седобородый старец с клюкой и недобрым взглядом. Он-то и узрел незваного гостя и, с невероятным проворством выскочив на тропу, зашипел, замахнулся клюкою:
– Кто таков? Почто пожаловал?
– К хозяйке твоей в гости, – как ни в чем не бывало ухмыльнулся Дементий. – Поди, холоп, доложи.
– Не холоп я!
