– Мне все одно, кто ты. Живей давай, борода, кому сказано!
– Это кто ж здесь так орет-то? – слева вдруг возникла, словно бы ниоткуда, сутулая старуха в убрусе и широком платке, накинутом поверх сарафана добротного темного сукна. Подле старухи глухо рычал огроменный пес серой, с желтыми подпалинами, масти. Клыки у него были – ого-го! – и Дементий живо выхватил кистень:
– Собачку-то прибери – не пожалею. Ты – Ольга-вдовица?
– Зови меня Хельгой, – сверкнув очами, вдовица неожиданно улыбнулась, и Дементий пораженно ахнул. Не такой уж и старой оказалась эта лесная ведьма. Вернее сказать, даже и вовсе не старой, правда, не особо и молодой, лет хорошо за тридцать. Вытянутое лицо с породистым, с горбинкою, носом и сейчас казалось красивым, правда, кустистые брови и глубоко посаженные белесые, словно у мертвой рыбы, глаза придавали всему лицу довольно зловещее выражение. Как, верно, и должно быть у всякой ведьмы. Однако же красива, красива, не отнимешь… и не сутулая она вовсе, просто – высокая, выпрямилась – так на голову выше гостя.
– Ну, что выпялился? Говори, чего надобно? Не зря ведь через весь лес тащился.
– Так может, мы это… в избу, – Дементий пригладил бороду и покосился на пастуха.
– В избу? Так я тебя в гости не звала, – сказала, как отрезала, вдовица. Тонкие губы ее изогнулись в усмешке. – Говори, не стесняйся… А ты поди прочь, Бьорн. Не то волки опять телку задерут.
Ведьма что-то добавила на незнакомом языке – как собака пролаяла. Кстати, и псинище словно бы речь хозяйскую понял: рычать перестал, уселся да лишь грозно водил мордой.
Бьорн, Хельга… Да она варяжского рода! – наконец, догадался незваный гость, припоминая, что во Пскове варяги селились давно, лет триста, если не больше. Кто-то смешался с местными, ославянился, а некоторые не смешивались, продолжая хранить язык и даже древнюю веру, поклоняясь Одину, Тору, Фрейе и прочим богам и богиням, ныне давно позабытых потомками варягов – свеями, данами и мурманами. Те-то позабыли, крест Христовый язычникам на мече несли. А эти вот – помнили…
– Ну, коли так, ходить вокруг да около не стану.
Скинув с плеча котомку, Дементий развязал узелок и, отсчитав дюжину старинных серебряных монет с дивным узором, с улыбкой протянул их колдунье:
– Вот!
– А почто все не даешь? – ухмыльнулась вдовица. – Думаешь, хозяин твой не прознает?
Ишь ты… ушлая! Ну, так оно и понятно – ведьма.
– Две себе оставлю… Остальное – забирай.
Пошевелив бровями, гость попытался придать своей физиономии выражение самой настоящей искренности… получилось плохо, даже Хельга не выдержала, расхохоталась:
– Ты брови-то не хмурь. Говори, что за дело? Заговорить кого… или порчу навести?
– А ты и впрямь можешь… порчу?
– Не на всех, – честно призналась ведьма. – Случаются до того сильные духом люди, что ни в какую, никак. Таким сами боги благоволят, а уж против их-то воли мне ли, дщери неразумной, идти? Так что… тут уж – как выйдет.
Дементий задумчиво покивал и пришурился:
– Не надо порчу. Человечка одного разговорить надобно.
– Раз-го-во-ри-и-ить? А плетьми не пробовали? Огоньком?
– Пробовали. Да боимся – помрет, – со всей прямотой пояснил Дементий.
Хельга покачала головой:
– О как! Помрет. Он что же, такой упорный?
– Да не помнит почти ничего…
– А! Так ему вспомнить помочь надобно?
– Пожалуй, что так, – покивал слуга. – Ты бы собралась, госпожа Хельга. У меня там лодка, гребцы… Не сомневайся, за услуги твои хозяин еще столько же надбавит. За одни токмо хлопоты, без розуменья, сладишь ты дело аль нет. Ну, а уж коли сладишь…
– Сделаем, не сомневайся, – колдунья покусала губы и задумалась, словно выгадывала – стоит ли игра свеч?
– Хозяин твой, видать, человек непростой?
– Да уж непростой! – гость подбоченился и с гордостью тряхнул бородою.
– Служки епископские обо мне расспрашивают… их бы прищучить… Хотя об том я с господином твоим говорить буду. Пожди! Сейчас соберусь и пойдем… Мьольнир, сторожи.
Пес грозно глянул на Дементия, и тот опасливо попятился, на всякий случай нащупав за пазухой кистень.
