является именно их объективным переживанием, субъект обнаруживает их, а не измышляет. Формой, в которой правовой смысл находит свое выражение, являются многочисленные нормативные факты, свойством которых является способность обязывать к определенным действиям.
Таким образом, Н.Н. Алексеев, подчеркивая объективный характер ценностей, лежащих в основании права, уделяет большое внимание субъективным аспектам восприятия их реальности. Очевидно, что акт признания ценностей, их интуитивного переживания требует определенных качеств от субъекта, развития в нем, своего рода, чуткости к этим ценностям. В этом смысле духовная жизнь и «здоровое право» нераздельны. Поэтому преодоление кризиса правосознания предполагает формирование, прежде всего, субъекта, который был бы способен к самостоятельному и ответственному принятию ценностей. Алексеев утверждает, что «если совершенен правовой субъект, если он правильно переживает и осуществляет правовой опыт и воплощает его результаты, положительная система права по содержанию своему не может не быть совершенной»[553]. Он сочувственно приводит высказывание И.А. Ильина о том, что «право и государство живут по существу в субъекте права, им, субъектом, его душою, его духом»[554].
Вопрос отношения личности к праву получил подробное развитие в работах И.А. Ильина. Во многом восприняв феноменологическую методологию, он также уделяет большое внимание описанию опыта, в котором индивид воспринимает право в качестве духовной ценности. Философ указывает на то, что основой «здорового» правосознания должно быть непосредственное переживание и свободное принятие правовых ценностей индивидом. Способность к восприятию основных принципов права он обозначает термином «естественное правосознание», которое в качестве «инстинктивного правочувствования»[555] принадлежит каждому человеку при условии, что он духовно развил в себе этот навык. Такой уровень правосознания должен быть воспитан в индивиде, и есть проявление его духовной зрелости и самостоятельности. Он базируется на чувстве собственного духовного достоинства, способности к автономному самообязыванию, а также признании достоинства и ценности других людей [556]. Правосознание, достигшее надлежащего уровня, становится залогом не просто правильного восприятия и самостоятельного признания права, но и творческого его использования, когда субъект следует не букве, а духу закона. При этом уважение к праву, рассматривается Ильиным как уважение к его сущности, которое распространяется и на его преходящие формы.
Очевидно, что высокий уровень правосознания предполагает высокий уровень общего духовного развития личности. Воля к праву, по словам Ильина, есть лишь частное проявление воли к духу. В этом плане творческое правосознание – явление одного порядка с эстетическим вкусом, подлинным философским опытом, нравственной чуткостью. Скрепляющим стержнем всех этих сторон духовной жизни человека является религиозная вера. Только подлинный духовный опыт создает предпосылки к обнаружению объективных ценностей. Поэтому смысловым ядром теории правосознания Ильина является проблема воспитания такого субъекта, который был бы способен к восстановлению правового опыта в его непосредственности и цельности. В условиях духовной дезорганизации европейского человека этот путь представлялся единственно перспективным: новое обоснование права невозможно без выстраивания целостного мировоззрения, системы ценностей, в которой право обретет свое место и смысл.
Это четко прослеживается в этических и правовых концепциях, развиваемых другими представителями религиозной мысли. Так в рамках русской религиозной философии особое значение приобретает вопрос об отношении личности к внешним гетерономным нормам. Опираясь на исследования З. Фрейда, Б.П. Вышеславцев по-новому раскрывает смысл старинного христианского учения о законе и благодати. Он утверждает, что закон (в широком смысле слова) всегда воспринимается как нечто внешне-принудительное, и, обращая свои требования к сфере сознания, встречает сопротивление на подсознательном уровне[557]. Поэтому закон может действовать, только будучи обеспеченным принудительной силой общественной власти, но никогда не может искоренить первопричины преступления в психике человека. В отличие от гетерономного закона, благодать в качестве силы любви к Богу и человеку способна к воздействию на подсознание и перенаправлению его деструктивной энергии в созидательное русло, превращая иррациональную свободу отрицания в творческую свободу. Таким образом, Вышеславцев приходит к выводу о том, что нормативные предписания закона неизбежно будут встречать отторжение в душе человека, пока не будут соотнесены с свободно усвоенной им ценностной системой.
В связи с проблемой отношения личности к социальным нормам находится проблема социальной коммуникации. По словам С.Л. Франка, личность как «я» обретает себя только в общении, во встрече с «ты», «конституируется актом дифференциации»[558]. Возможность же такой встречи заложена в первичном единстве общего «мы», «которое есть… единство категориально разнородного личного бытия, “я” и “ты”»[559]. Человеческая жизнь дана нам только в виде жизни общественной, что есть необходимое выражение «глубочайшего всеединства, лежащего в основе человеческого бытия»[560]. Духовная природа общества, то, что оно имеет в своей основе внутреннее соборное единство людей, обуславливает двойственное выражение единого начала должного. С одной стороны, оно непосредственно дано человеческому духу, а, с другой стороны, обращается к нему в виде социальных норм, носящих трансцендентный и объективный характер[561]. В этом двойственном характере – залог возможности свободного принятия индивидом гетерономных требований, смысл которых он обнаруживает в имманентной его сознанию системе ценностей.
Все это перекликается со взглядами Н.Н. Алексеева на природу общественности, который подчеркивал, что предпосылкой социального единства выступает наличие разделяемых всеми его членами ценностей, «общего исторического этоса» – именно в ценностной сфере происходит встреча индивидуального и общего. С другой стороны, обязывающая сила явлений этоса проистекает именно из внутреннего единства людей. По словам Алексеева, «только идея целого и вытекающая из нее необходимость могут объяснить загадочное и удивительное явление абсолютной этической и правовой связи»