коммуникации, и инициирует распространение по ним специально разработанных сообщений о нужном объекте. В нашей стране PR-деятельность выделилась в относительно самостоятельную сферу в медиасфере в постсоветский период. Правовое регулирование PR-деятельности в нашей стране не специализировано и осуществляется отраслевыми нормами, регулирующими те или иные аспекты правоотношений, связанными с личной и массовой коммуникацией.
Как справедливо отмечает А.В. Минбалеев, современная доктрина информационного права нуждается в разработке общего понятия связей с общественностью как разновидности массовых коммуникаций[1127]. Под ними он предлагает понимать деятельность коммуникаторов по распространению созданной информации, направленной на привлечение к ним или их деятельности внимания общественности (целевых групп) с целью достижения непротиворечащего законодательству определенного результата, в том числе формирования определенного мнения о коммуникаторе, повышения или поддержания интереса к нему, совершения определенных действий и др.[1128]. Данное определение требует конкретизации «определенного результата» PR-деятельности, уточнение ее субъектного состава (по аналогии с законодательством в сфере рекламы) и, одновременно, демонстрирует степень запаздывания формирования доктрины информационной правовой политики. Цитируемая работа является одной из пионерских по проблематике правового регулирования связей с общественностью, в то время как специалисты по связям с общественностью два десятилетия отмечают необходимость правового регулирования общественных отношений, связанных с рассматриваемой профессией. Вместе с тем, необходимо подчеркнуть, что правовому теоретическому отражению связей с общественностью объективно препятствуют низкие темпы институализации PR-профессии, медленное складывание внутрипрофессиональных представлений о ее сущности, целях и задачах: в настоящее время насчитывают около тысячи определений связей с общественностью[1129]. Инновационный, креативный характер PR-деятельности, свойственный и многим другим формам современной коммуникации, инициирует перманентное появление новых PR-практик, получающих со временем теоретическое закрепление.
Центральная проблема коммуникационной правовой политики является правовое обеспечение построения информационного общества. Несмотря на свой современный характер, эта проблема уже имеет собственную историю. А.Н. Прокопенко и А.А. Кривоухов считают, состоит из нескольких этапов[1130]. Первый этап приходится на период с 1992 г. по 1995 г., когда на государственном уровне была осуществлена постановка задачи формирования правовой политики в информационной сфере в общих чертах, без конкретизации по отдельным направлениям. В период с 1995 г. по 2000 г. реализовывались заложенные в ФЗ «Об Информации, информатизации и защите информации» № 24-ФЗ от 25 января 1995 г. направления, выдвигались и формулировались основные положения и принципы, вошедшие затем в Доктрину информационной безопасности РФ, с принятием которой профильная правовая политика вышла на качественно новый уровень. С Доктрины информационной безопасности РФ и принятия Хартии глобального информационного общества начинается третий этап, в ходе которого устанавливаются принципы создания информационного общества и вхождения в него государств, определяются основные положения в данной области. Как видим, авторы используют правовой критерий в качестве основы периодизации, связывая основные этапы развития правовой политики с принятием профильных политико-правовых документов и нормативно-правовых актов. На данном этапе развития коммуникационной правовой политики этот поход обоснован, однако по мере ее совершенствования через нормотворчество различного уровня потребуется более сложный критерий, позволяющий фиксировать содержательную трансформацию правовой политики. На сегодняшний день ее теоретическим фундаментом являются понятия «информационное общество» и «электронное государство».
В политико-правовой сфере концепция «информационного общества»[1131] начала свое формирование в середине 1990-х гг. Ю. Хохлов отмечает, что в это время была в США командой Б. Клинтона и А. Гора была сформулирована идея создания сначала национальной, а затем глобальной информационной инфраструктуры, позволяющей использовать преимущества телекоммуникаций с целью сокращения расстояний и передачи огромных объемов данных в кратчайшее время в любую точку планеты (в докладе «Agenda for Action»)[1132]. Этой идее был противопоставлен европейский подход (М. Бангеманн), предполагающий развитие не только телекоммуникаций, но и информационных технологий и контента; все три компонента рассматривались как единое целое, под которым и понималось «информационное общество» (в докладе «Europe’s Way to Information Society. An Action Plan»).
В государственной политике различных стран в области телекоммуникаций и связи началось формирование соответствующих концепций, фиксирующих в качестве стратегических целей той или иной версии «информационного общества». Как отмечает Е.В. Шигонцева, основные цели национальных программ развития информационного общества в западных европейских странах были связаны с достижением лидирующих позиций в экономическом и социальном развитии; социально-экономическая направленность этих программ имеет антропологическую направленность и ориентирована на человеческие ценности; важным их элементом является повышение доверия людей к информационно-коммуникационным технологиям[1133]. Азиатский подход к построению информационного общества отличался от западного: при сохранении традиционных ценностей информационные технологии используются как основа связи государства и рынка.
В нашей стране процесс построения информационного общества шел на понятийной основе, близкой к европейскому подходу. Начался он с разработки и принятия Доктрины информационной безопасности РФ от 9 сентября 2000 г. В ней был закреплен тезис о том, что в современном общественном развитии возрастает роль информационной сферы, представляющей собой «совокупность информации, информационной инфраструктуры, субъектов, осуществляющих сбор, формирование, распространение и использование информации, а также системы регулирования возникающих при этом
