– Этого ученика я посылал на орудья. Я ждал, он прославит Владычицу, но ослушник не исполнил урока. Даже начального!
Подвысь страшно заскрипела, из неё начало расти дерево. Корявая сосна, не мёртвая и не живая, как все нынешние деревья. Вот простёрла обвитый верёвками сук… Другой конец ужища тянулся к плетёному оберегу на руке Ознобиши.
Ветер шёл через площадь, неся заряженный самострел.
– Брат, – силился закричать Ознобиша. Голоса не было. – Сквара…
Его тянули за рукав несмело, однако настырно. Он кое-как оторвал взгляд от подвыси. Медленно повернулся.
– Господин, – повторял маленький Кобчик. – Ты, господин, что мокнешь стоишь?
Ознобиша сморгнул с ресниц дождь. Слева как ни в чём не бывало шумел рыбный ряд, у подвыси стучали киянки. Ни Сквары, ни котляров. Слепой Сойко играл на новой глиняной дудке, что купил ему Ознобиша. Морок рвался тёмными клочьями, расползался в углы. Вил гнёзда, шептал знакомыми голосами… таился до срока…
Сибир, бдевший снаружи, отворил дверь.
– Мартхе, – обрадовался Эрелис. – Мартхе?
Ознобиша сглатывал и молчал, с двух шагов не замечая чужой бабки, чью руку сжимала царевна. Взгляд блуждал в знакомом покое. Райца словно прямо сейчас его покидал, врасплох, как есть, в чём есть… навсегда. Так порой смотрит пьяный, только Ознобиша к хмельному не прикасался.
– Мартхе, кто обидел тебя?
– Государь, – со странной торопливостью произнёс Ознобиша. – Пасись, государь, подсылов котла…
Эрелис ответил, по обыкновению, рассудительно:
– Подсылы – невеликая новость. В день, когда мораничи покинут меня вниманием, я заскучаю, пожалуй. Отчего ты решил напомнить о них?
Ознобиша заметил наконец бабку. Уставился на неё.
– Орепеюшка нам родня, – воинственно подала голос царевна. – Говори с ней как с нами. Либо вовсе не говори!
– Дитятко, – забеспокоилась бабка. – Дела ваши царские…
Ознобиша двинулся с места. Безмолвно, на деревянных ногах. Припал на оба колена. Подал Эрелису тонкую полоску берёсты. Кое-как выговорил:
– Урок мне Ветер прислал…
Шегардайский наследник прочёл грамотку, не изменившись лицом. Протянул сестре.
– Тоже мне урок! – фыркнула царевна. – Ни убить, ни тайное выведать. Всех дел – к ножу прицениться.
Ознобиша посмотрел, как она стискивала руку Орепеи. Девушка будто снова брела тёмной дорогой, впрягшись вместе с братом в утлые санки… только не было рядом Косохлёста и Нерыжени, готовых встать между ними и темнотой. Никого не было.
Эрелис кивнул:
– Письмецо в самом деле говорит лишь о том, что Ветру полюбились присланные подарки. Что так испугало тебя?
– Я отвык, – прошептал Ознобиша. – Я думал… они далеко…
Брат с сестрой переглянулись.
– Кто грамотку передал?
– В сундуке была… за неприступным замком. В книгу вложена.
– В ту самую, что ли? – спросила царевна.
Ознобиша кивнул.
– На кого думаешь? – спросил Эрелис.
– Дорожные люди всякий день прибывают. Этот райца может лишь полагать…
– И что полагаешь?
– Нас учили: надо спрятать – клади на виду, – хрипло произнёс Ознобиша. Подозревать оказалось неожиданно тягостно. – Муж есть, коего причуды всему городу знамениты…
– Это не Машкара, – отмела поклёпы Эльбиз.
– Оттого, что на Дорожном поле вступился?
– Не он это.
Ознобиша потупился:
– Порядчики с ним, точно с красным боярином, а по книжнице ходит, как хозяин в клети. Это он изначально скрыню мне показал. Мог знать, как отворяется.
Эрелис терпеливо дослушал.
– Это не Машкара, – повторил он, гладя Дымку, свернувшуюся на коленях.
– Райца далёк от мысли убедить господина. Я лишь пробую объяснить…
