До третьего столбца очередь так и не дошла.
Глава 18.
ИГО-ГОША!, — разнесся по квартире Зойкин вопль. — К телефону.
Егор захлопнул успевшую надоесть тетрадь — который день подряд он скрупулезно заполнял графу "Внешняя среда". Даже по ночам вскакивал, если вспоминал полезную мелочь. Например, наказал себе не тратить деньги и не собирать домашнюю видеотеку. Диски быстро вытеснили кассеты, и в прошлой жизни Лукошкин, помнится, сильно переживал, что пришлось выбросить на помойку две сотни фильмов. А еще Егор обязан убедить родителей ни в коем случае не связываться с финансовыми пирамидами. Увидев, как сосед по даче на деньги, "выросшие" в фонде с названием из трех букв, построил баню, мама тоже отнесла сбережения "Лёне Голубкову". Потом давилась в очереди, чтобы вернуть хоть что-нибудь. Но — безуспешно. Другой совет — не поддаваться на агрессивную телерекламу и не приобретать акции у новоявленных частных компаний. Особенно народно-автомобильной. Потом они превратятся в пустые бумажки.
Оставшиеся две графы незаметно переквалифицировались в раздел замороженных. И, если в "Личной жизни" фигурировали хоть несколько ключевых дат, то графа "Загадка 2012" блистала девственной чистотой. Егор твердил себе, что по важности приоритет у среднего столбца. Но на самом деле, пока не знал, что делать с собственной жизнью. Бросать институт в середине сессии Лукошкин раздумал. Родители не поймут, разразится скандал. Переход в другой вуз следует хорошенько обдумать и подготовить. Да и в какой нацелиться? Поэтому нечего пороть горячку, лучше расправиться с экзаменами, их осталось два. Хотя зубрить учебник студенту с мозгами сорокалетнего лектора противно и тоскливо.
Ну, а пророчество древних майанцев вообще утратило актуальность.
У двери Егора поджидала Зойка.
— Кто звонит — Вадим?, — спросил Лукошкин.
— Нет, ма-а-альчик какой-то, — пропела сестренка и тут же состроила обидчивую гримаску: — Ты с чужими детьми возишься, а меня в цирк не хочешь сводить!
— Сейчас сессия, — старший брат приподнял и перенес в сторону перегородившую выход назойливую девчонку. — Какие еще чужие дети? Какой цирк?
В большой комнате под картиной дожидалась снятая с рычага телефонная трубка.
— Алло, — недовольно буркнул Егор.
— Вы…м-м-м… на самом деле Лукошкин?, — удивленно промямлил мальчишеский дискант. — Голос у вас…не знакомый, молодой.
— Тебе, наверное, отца?, — сообразил Егор. Папа пару лет вел в районном Доме творчества, пока тот не закрыли, кружок юных авиамоделистов. И иногда ему звонили бывшие ученики.
— Вряд ли он уже отец, — произнес странную фразу незнакомец. — Мне нужен Егор.
— Слушаю, — начал нервничать Лукошкин. Разговор походил на детский розыгрыш. — Говори же, не молчи. Ты кто?
— Я…ммм, Андрей, — выпалил мальчик и опять замолчал, ожидая ответную реакцию.
Егор судорожно перебирал в памяти имена мелькавших двадцать лет назад детей. Соседских по даче (
— Мы что — где-то пересекались?, — осторожно поинтересовался Лукошкин.
— Моя фамилия Ерофеев, — вновь заговорил мальчик. — Художник. Правда, — вздохнул ребенок, — будущий.
— Андрей!, — закричал обрадованный Егор. — Ты? Наконец-то!
— Уф, — облегченно перевел дух звонивший и гораздо увереннее продолжил: — Я сориентировался и осознал происходящее лишь несколько дней назад. Как же было тяжко! Боялся, а вдруг вы не справились с шоком? Или прошлое успели позабыть, если сыворотка памяти перестала действовать.
— Не представляешь, как рад тебя слышать, — перебил друга Лукошкин. — Ждал, когда позвонишь. Я же твоего старого номера не знаю. Столько нужно обсудить! Кстати, что у тебя с голосом? Неужели успел заболеть?
— Ммм…, — опять замялся художник. — Понимаете… понимаешь, — Ерофеев путался в словах, не зная, как правильно теперь себя вести, — тебе повезло…Вам сейчас около двадцати, я верно подсчитал?
