убийца.
Но загвоздка здесь была та же самая, что и с Олей – ботинки, все еще стоявшие в цехе. Почему, зная, что ботинки до сих пор находятся в цехе, и понимая, что это улика, Гена (если это был действительно он) не избавился от них? Или он не знал, что они там? А может, просто не думал об этом? Услышал, что полиция признала, что все произошло случайно, и успокоился?
Что ж, вполне вероятно. Гена – это вам не педантичная Оля. К тому же навряд ли он поставил ее в известность о своих неблаговидных действиях и, скорее всего, при встречах старался избегать разговоров об этом. Так что и от Оли он не мог узнать о ботинках.
А между тем время шло, история забывалась, и у Гены, и без того наверняка не стремящегося вспоминать, как все было, оставалось все меньше причин это делать.
«Хм, а ведь все это вполне вероятно», – думала я, открывая дверь и входя в помещение цеха.
Там шло бурное обсуждение случившегося на премьере.
– …Еще бы немножечко, и все, – в ужасе округлив глаза, говорила Алена.
– И что, неужели никто из монтировщиков не заметил? – спрашивала Наталья, которая подошла только к самому концу спектакля.
– В том-то и дело, что не заметил! – возмущалась Алена. – И куда только он смотгит, этот Стас!
– Да, теперь Шаров ему устроит…
Оля, по своему обыкновению, молчала.
– Таня, ты тоже видела, как Чурсинова чуть не упала? – спросила Наталья, заметив, что я вхожу в дверь.
– Видела. Это кто-то из телевизионщиков напортачил. Возился, возился там со своей камерой…
– А лестница-то зачем ему понадобилась?
– Да кто его знает! Я тоже не очень подробно разглядела, чем он там занимался. Видела только, что он эту лестницу сначала с места сдвинул, а потом просто к сцене прислонил, не закрепил даже. Как только Чурсинова на нее ступила, она и поехала. Надо будет сходить…
Тут меня осенила гениальная идея. Похоже, после нескольких дней невезения удача снова ко мне возвращается. Узнать, что произошло на премьере, – ведь это просто идеальный предлог для того, чтобы сходить к монтировщикам! Мало того, под эту тему вполне естественно будет завести разговор о падениях вообще и о падении Оксаны в частности.
В один миг схема, которую я наметила для того, чтобы довести нужную мне информацию до сведения Оли, перестроилась в моей голове под Гену.
Ведь с ним я тоже не смогу вот так вот просто, ни с того ни с сего завести подобный разговор. С Олей-то мы хотя бы работаем вместе, а с ним… Не берусь утверждать, но кажется, за все время, что я здесь работаю, с Геной мне не довелось переброситься и двумя словами. Какие уж там истории о дополнительных расследованиях. Нет, рассказывать историю Гене было бы в корне неправильно.
А я и не буду ему рассказывать. Я Стасу расскажу. Пойду сейчас, о премьере узнаю, заодно и расскажу. А Гена послушает. Наверняка он сейчас там.
Задумавшись, я не замечала, что все стоят и смотрят на меня, ожидая, когда я закончу начатую фразу.
– Я имею в виду, надо будет сходить к монтировщикам, уточнить, что там произошло, на спектакле, – спохватилась я.
– А-а, – протянула Наталья, – ну, сходи. Потом нам расскажешь.
Обрадовавшись, что все сложилось так удачно, я побежала вниз, в помещение, где квартировали монтировщики.
Уже на подходе по доносившемуся из-за двери громкому говору я поняла, что и здесь происходит столь же эмоциональное обсуждение недавнего случая:
– …Чего смотрел… А ты сам-то чего смотрел?!
С этим вопросом как раз в тот момент, когда я открыла дверь, обращался к Стасу возмущенный Женя.
– Здорово, ребята! – бодро сказала я, но на мое появление никто не обратил внимания.
– Я не могу один за всем следить! – орал в ответ Стас. – Я в тот момент вообще за кулисами декорации ставил, как я мог увидеть?!
Похоже, в бригаде искали крайнего. Разумеется, Стас не хотел один за всех отдуваться, хотя именно он и был начальником. Сейчас он пытался найти еще кого-нибудь, на кого можно было бы свалить вину за происшедшее. Гена Смирнов, по своему обыкновению, тихо сидел в углу и в основном слушал.
– Кто вообще был тогда рядом со сценой? – раздраженно спросил Стас.
– Да никого не было, все своим делом занимались, – ответили ему. – Чего там делать, рядом со сценой, когда на сцене работы полно?!
– У-у-у, – прорычал Стас, понимая, что крайнего найти не удается. – Видят, что посторонние в зале, хоть бы один болван догадался пойти посмотреть, чего они там химичат…
– А ты сам-то чего же не догадался? – спросил у Стаса кто-то из монтировщиков, но сделал это зря.
Эта реплика была последней каплей, переполнившей терпение начальника. Он разразился очень длинной и не очень цензурной речью в адрес своих коллег и подчиненных, в которой несколько раз очень обидно отозвался об их способностях вообще и об умственных способностях в частности.
Когда Стас закончил свою речь, в воздухе повисла тяжелая пауза. Оно было и понятно. После такой речи нужно или сразу же начинать мириться, или
