И не встретила никаких препятствий. Полнейшее отсутствие противодействия привело к тому, что я мысленно чуть не провалилась вперед, как человек, пытающийся в темноте опереться на спинку кресла или туалетный столик, которых вдруг не оказывается на месте. Контакт был кратким. Я уловила поток поднимающейся паники, слабый протест «только не это», часто встречающийся у людей, которых уже Использовали, но которые не были как следует обработаны, и еще целый вихрь мыслей, с трепетом разбегающихся в темноте, как мелкие животные. Никаких связных фраз в ее сознании не было. Мелькнул обрывок какого-то видения – старинный каменный мост, нагретый солнцем, переброшенный через море песчаных дюн, и тени от его опор. Мне это ни о чем не говорило. Я никак не могла связать это с воспоминаниями Нины, хотя после войны мы так долго были в разлуке, что я плохо знала, где, когда и с кем она проводила время.
Я оставила мозг негритянки. Мне было неинтересно пребывать в ее сознании. Там не было никакой информации. Непонятно…
Девица дернулась и выпрямилась. Это Нина возобновляла свой контроль над ней или самозванка пыталась вернуть себе самообладание?
– Больше не делай этого, Мелани, – произнесла она властным тоном, который впервые чем-то напомнил мне Нину Дрейтон. Ее манеру приказывать.
В гостиную вошел Джастин со свечой. Пламя освещало лицо шестилетнего ребенка снизу, и каким-то образом игра света делала его глаза очень старыми.
Негритянка посмотрела на него, как норовистая лошадь, вдруг заприметившая змею.
– Здравствуй, Нина, – сказал мальчик моим голосом, ставя свечу на чайный столик.
Девица моргнула:
– Здравствуй, Мелани. А ты разве не хочешь поздороваться со мной лично?
– Я не расположена в данный момент. Возможно, я спущусь, когда ты сама придешь ко мне.
На губах девушки мелькнула слабая улыбка.
– Мне будет несколько сложно сделать это.
Все завертелось у меня перед глазами, в течение нескольких секунд я была способна лишь на то, чтобы сохранять контроль над своими людьми. А что, если Нина не умерла? Что, если она была всего лишь ранена?
Но я же видела дыру у нее во лбу! Ее голубые глаза вылезли из орбит!
Может, патроны были старыми? Пуля врезалась в череп, но не пробила его, вызвав в мозгу повреждений не больше, чем у меня мое кровоизлияние?
Газеты сообщили, что она умерла. Я сама видела ее имя в списке жертв.
Впрочем, ведь там присутствовало и мое имя.
Рядом с постелью загудел один из мониторов, предупреждая о чрезмерной нагрузке на мой организм. Усилием воли я умерила одышку и сердцебиение. Гудки прекратились.
Выражение лица Джастина за эти несколько секунд не изменилось и в трепещущем пламени свечи по-прежнему напоминало лик бесенка. Он уселся в кожаное кресло, которое так любил мой папа, и скрестил ноги на сиденье.
– Расскажи мне о Вилли, – попросила я через него.
– Он жив, – ответила негритянка.
– Этого не может быть. Его самолет разбился, и все пассажиры погибли.
– Все, за исключением Вилли и двух его помощников, – усмехнулась она. – Они покинули самолет до того, как он взлетел.
– Зачем же ты напала на меня, если знала, что твой замысел с Вилли провалился? – вырвалось у меня.
– Я не имею к самолету отношения, – призналась она после паузы.
У меня началась бешеная тахикардия, так что осциллограф залил комнату пульсирующим ярким светом.
– Кто же это сделал?
– Другие, – равнодушным тоном отозвалась она.
– Кто они?
Девица глубоко вздохнула:
– Есть группа лиц, обладающих нашей силой. Тайная группировка…
– Нашей силой? – перебила ее я. – Ты имеешь в виду Способность?
– Да.
– Глупости. Мы никогда не встречали кого-либо даже с намеком на Способность. – Я заставила Калли поднять в темноте руки. Ее худенькая прямая шейка торчала из ворота темного свитера. Калли мог переломить ее запросто, как сухую ветку.
– А эти люди обладают ею, – уверенно произнесла негритянка. – Они пытались убить Вилли. Они пытались убить тебя. Неужели ты не задумалась, кто устроил все это в Джермантауне? Стрельба? Свалившийся в реку вертолет?
Откуда Нина может знать? Откуда вообще кто-то может знать?
