коварных искушеньяНайти в уме своём не мог…Забыть? – забвенья не дал Бог:Да он и не взял бы забвенья!..Образ Демона грандиозен в многообразии и сложности чувств, охвативших его.
Но если с задачей передать словом человеческое в нечеловеческом, вероятно, лучше всех в русской и европейской литературе справился гений Михаила Лермонтова, то равноценно перевести внутренние борения Демона «в краски» смог, наверное, лишь фантастический талант Михаила Врубеля. Русскому художнику более, нежели кому-либо, даровано было умение обращать в «драгоценные камни» самые обыкновенные цвета. Лишь его гений, сопоставимый с лермонтовским, мог передать в живописи и в графических листах непостижимое совершенство Мира, целомудрие княжны и бездонное зло Демона. Как будто следуя теми же «космическими переулками» и вбирая в свои удивительные композиции красоту минералов земли и космоса, печальный и магический гений Врубеля мог отобразить неземную стать Духа Зла.
Доверимся, однако, религиозному сознанию Лермонтова.
Услышав «волшебный голос над собой» (в отличие от Тамары мы знаем, что это был чарующий голос Демона):
Она, вскочив, глядит вокруг…Невыразимое смятеньеВ её груди; печаль, испуг,Восторга пыл – ничто в сравненье.Все чувства в ней кипели вдруг;Душа рвала свои оковы,Огонь по жилам пробегал,И этот голос чудно новый,Ей мнилось, всё ещё звучал.И перед утром сон желанныйГлаза усталые смежил;Но мысль её он возмутилМечтой пророческой и странной.Пришлец туманный и немой,Красой блистая неземной,К её склонился изголовью;И взор его с такой любовью,Так грустно на неё смотрел,Как будто он об ней жалел.То не был ангел-небожитель…Её божественный хранитель:Венец из радужных лучейНе украшал его кудрей.То не был ада дух ужасный,Порочный мученик – о нет!Он был похож на вечер ясный:Ни день, ни ночь, – ни мрак, ни свет!..Кто ж это был? Демон?
Да. Но в тот момент это был Демон преображаемый!
Неземная красота беспорочной Тамары как будто озарила «дух изгнанья» нездешним светом первичного ангельского сознания, пробудив в нём воспоминания далёкого, безнадёжного и невозвратно ушедшего прошлого… Но безнадёжного ли? Отвергнутый Всевечным в финальной своёй гордыне, Демон, как представляется, не был отвержен в начальном блеске херувима, поскольку всякое творение – тем более лучшее – содержит в себе отцовский «ген», являющийся органичной частью Сущего. Потому даже и восставший против Бога в принципе не утрачивает способности к внутреннему преображению, а значит, имеет надежду выбелить свою душу до первозданной чистоты её.
Ощущая тревогу от неведомой ей «туманной и немой» силы и прозревая в ней беду для себя, Тамара не в состоянии защититься от неясного пока ещё для неё искуса (как потом выяснится, «духа лукавого») и просит отца отдать её в монастырь.
Следуя за своей героиней, Лермонтов вновь разворачивает перед нами панораму дикой природы Кавказа и следы пребывания человека в ней. «Ряд… крестов печальных / Безмолвных сторожей гробниц» повествует об этом. Однако эти печальные свидетельства жизни теряются в первозданной красоте гор. С лёгкой руки поэта мы различаем величественные «вершины цепи снеговой», а рождённые в их недрах горные ключи весело катят свою прохладу в синеющие дымком просторные долины.
В этом потерянном Эдеме, казалось, могут обитать лишь херувимы да ангелы… Но если нерушимая краса диких ущелий, мира и человека всё ещё свидетельствует о величии и гармонии начального творчества, то красота Демона представляется чудовищной и холодной ввиду её – отстранённой от человека – антисвятой воли и безукоризненности, подчёркнутых ледяным безразличием и бессудной жестокостью.
Между тем, несмотря на внутреннюю ущербность Демона, сила его чар такова, что юную княжну оставляет сон и покой: «Святым захочет ли молиться, – / А сердце молится ему…»
В то же время и Демона как будто жгут «случайно» пробудившиеся в нём, но на поверку чуждые его духу позывы, безусловно, духовного происхождения. Равный своей избраннице по внешней красоте, он несопоставим был с Тамарой в красе внутренней. В Демоне начинает зарождаться гнев и страх… С давних времён вольный, суровый и могучий, он весьма серьёзен в посетивших его мыслях, чувствах и новых ощущениях…
Вернёмся к смятению, на время развеявшему цельность Духа Зла.
2…Привычке сладостной послушный,В обитель Демон прилетел,Но долго, долго он не смелСвятыню мирного приютаНарушить. И была минута,Когда казался он готовОставить умысел жестокой.Задумчив у стены высокойОн бродит: от его шаговБез ветра лист в тени трепещет.Трепещет и душа Демона. Обладая несокрушимой силой, он впервые и со всей очевидностью ощущает свою зависимость от здешней духовной и телесной красоты – земного отпечатка истинно Несокрушимого…
Однако красота не панацея от всех бед! Это мы видим в предощущении Тамарой Демона. Сознавая присутствие чарующей сверхъестественной силы,
