Было счастье.
А теперь боль воспоминаний, одиночество и еще раз боль.
31/I, понедельник, 1966 г. Алма-Ата.
24. 1/II
Выпал глубокий снег. Похолодание до 10 градусов. Тихо. Безветренно. Деревья отягощены снегом.
Почти все утро занял Кусов. Переводил ему статью о Ornithoelous Talazani. Потом закончил плакат для (…). По-моему, не плохо. Но весь день пронизан глубокой, тупой печалью.
25.
Чехов был страстным садоводом.
…Он чувствовал в росте куста, дерева то, что сильней всего его волновало, — утверждение жизни.
Куприн приводил его слова:
«…Послушайте, при мне же здесь посажено каждое дерево, и. конечно, мне это дорого. Но и не это верно. Ведь здесь же до меня был пустырь и темные овраги, все в камнях и в чертополохе… Знаете ли, через триста, четыреста лет вся земля обратится в цветущий сад».
Это то, из-за чего я не хочу менять свою берлогу на квартиру со всеми удобствами — этого я не могу объяснить ни Рае, ни всем тем, кто пристают ко мне с вопросами: почему я до сих пор не поменялся квартирой.
— «Послушайте, мною же посажено здесь каждое дерево». Но разве это убедительный аргумент для «реалистов»? А куда бы я не шел — в уборную, в сарай за углем, я обязательно останавливаюсь и полюбуюсь каждым — «вот это два года тому назад было совсем еще тоненьким». И мне бывает совестно перед каждым из них, если в засушливую погоду у меня не бывает сил из-за болезни полить их.
Всю жизнь как-то взволнованно-радостно я любил деревья, как родственные живые существа, так же как и зверей, и птиц.
