Философия философии

Поразительно, что это происходит именно в тот момент, когда интерес к философии за пределами академических кругов очень высок. В англоязычных странах при университетах и институтах работает около 14–15 тысяч философов. В одной только Норвегии их около двухсот. Многие ли из них обращаются к широкой публике? Большинство представляют свои работы на суд коллегам, зачастую это происходит из желания продвинуться по карьерной лестнице, но очень редко кто-либо из них контактирует с кем-то помимо коллег или студентов, да и желания такого никто не проявляет. Это означает, что общечеловеческим аспектом философии – ее актуальностью для всех людей – грубо пренебрегают.

Речь не идет об отрицании всякой философии, которая слишком «узка» и малопонятна непосвященным. Зачастую философам приходится вникать в очень узкие проблемы, чтобы разобраться с более широкими темами. Можно выполнять очень сложные обходные маневры, чтобы добраться до довольно простых выводов. Примером тому может послужить философия Канта. Проблема в том, что нынешняя философия почти целиком состоит из узких, технических и очень сложных для понимания тем. Судя по всему, такое положение дел не служит ничему, кроме выстраивания академической карьеры или развлечения отдельных людей, которые получают удовольствие от интеллектуальной гимнастики повышенной сложности. Известны примеры логического обскурантизма, возникшие в результате развития идеи Рассела о том, что ядром философии является логика. Предложение «Мальчик пел» можно записать следующим образом: ?x[G(x) & S(x)],)], а предложение «Нынешний король Норвегии лыс» будет выглядеть так: ?x[Kx & ?y (Ky > •y=x) & Sx]. По большому счету, эти формулы бесполезны. Они служат исключительно переформулированию известных проблем на непривычном жаргоне. Разумеется, такая переформулировка может внести ясность в какое-то рассуждение, но чаще всего никакой ясности она не вносит, а иногда даже мешает пониманию, потому что помогает спрятать отсутствие всякой глубины за логическими формулами. И чаще всего это приводит к тому, что работа становится недоступной для всех, кроме очень узкой группы специалистов. Аргументация уже не служит формированию идей, она скорее стала самоцелью, и в результате «лучшим» философом считается тот, кто может сформулировать самые «убийственные» аргументы. А в итоге философия становится богата аргументами, но бедна идеями.

Профессионализация

Как уже говорилось, превращение философии в профессию привело к

тому, что философские проблемы стали гораздо более узкими и сложными для понимания. Профессионализм и узкая специализация – две стороны одной медали, они повсюду сопровождают друг друга. Философы, которые ограничиваются исследованиями одной строго ограниченной темы, кажутся более «профессиональными», нежели те, кто пытается работать «синоптически», поскольку узкая перспектива больше напоминает научную деятельность в других дисциплинах. Древний идеал философии, подразумевающий видение всей картины человеческих знаний, нынче сменился идеалом узкой специализации. Хочется даже сказать, что предмет, которым мы начали заниматься, чтобы расширить свой взгляд на мир, превратился в предмет, который значительно сузил его. Ницше предупреждал об этом еще сто с лишним лет назад. Он видел, что влияние науки так возросло, что философам уже на студенческой скамье придется выбирать специализацию, чтобы уцепиться за какую-то тему, а следовательно, они никогда не достигнут того целостного понимания, которым по определению должна обладать философия.

Профессионализация предмета предполагает, что философом можно быть в рабочее время, с 9:00 до 17:00, и что философия необязательно должна становиться образом жизни. Эта модель весьма далека от античной концепции философии, согласно которой философия определялась как стремление к совершенству. Античные скептики проживали свой скепсис, тогда как нынешние скептики, покидая вечером свое рабочее место, забывают о философии до следующего рабочего дня. Философия в том виде, в каком ею занимаются в университетах, связана отнюдь не с формированием человека, но с выстраиванием карьеры. И в этом заключается опасность для философии. Карл Поппер подчеркивает, что истинно философские проблемы всегда коренятся в других проблемах, лежащих за пределами философии, и философия умрет, если лишится этих корней. Пожалуй, можно с уверенностью утверждать, что процесс отмирания корней уже начался. Д. Э. Мур заметил однажды, что интерес к философии проснулся в нем не благодаря жизни или науке как таковым, но благодаря тому, что говорили о них другие философы. В некотором смысле утверждение Мура верно для очень многих профессиональных философов – большинство проблем, которыми мы занимаемся, мы рассматриваем в свете того, что писали о них наши предшественники. Но важнее всего, чтобы философия сохраняла интерес к чему-то за пределами самой себя. В статье 1917 года Джон Дьюи пишет, что философия потеряла себя и все дальше отходит от своей сущности. Тем не менее он видит возможности для развития и возвращения к себе, если философия перестанет быть лишь инструментом, при помощи которого философы решают свои проблемы, и снова станет средством решения проблем всех людей. Или, как говорил Витгенштейн: какой смысл изучать философию, если единственное, на что она годится, – это поддерживать разговор об узких проблемах логики, и если она совсем не помогает размышлять о гораздо более важных проблемах повседневной жизни?

Почему студентов, а также интересующихся философией обывателей так сильно привлекают философы вроде Кьеркегора, Витгенштейна и Хайдеггера, хотя их работы отнюдь не просты? Главным образом потому, что их философия решает в первую очередь экзистенциальные задачи.

Одна из тем, которыми философия занималась на протяжении всей истории – во множестве разных интерпретаций, – это личная идентификация. Эта тема подразумевает множество различных точек зрения. Изначально мы имели дело с экзистенциальным вопросом: «Кто я?» В новейшей философии он скорее формулируется как «Что я?», то есть что представляет собой объект, который называется мной? У этого вопроса есть и более узкая формулировка: