представ перед судом, обвинявшим меня в нарушении паспортного режима. Один кинопродюсер уговорил меня поехать в Гонконг – сниматься в его фильме. Выправлять документы на поездку пришлось бы очень долго, да мне и вообще могли бы в них отказать. Я решил обойтись без формальностей, но формальности без меня обойтись не смогли. Гонконгская полиция арестовала меня и препроводила в Хайфон. Кинозвездой я стать, увы, не успел. Судья- француз изъяснялся со мной через переводчика, хоть я и пытался отвечать ему по-французски. «Род занятий?» – спросил он меня. И когда я ответил: «Литератор», ему перевели: «Лицо без определенных занятий…»
Отшагал я по этапу в Хоабинь[2], отсидел свой срок. Тюрьма, вернее, люди, с которыми я там столкнулся, на многое открыли мне глаза, ну а потом – японская оккупация. Повсюду грабеж, насилие под восхищавшей кое-кого из наших националистов фальшивой вывеской «великой Азии». Страшный голод сорок пятого года. Мне до сих пор иногда снятся умирающие на улицах люди – как мумии с протянутой рукой…
Он помолчал, потер пальцем лоб и заговорил снова: «Ну, историю ты учил попозже меня; повторять ничего не буду. Скажу в двух словах. После того как Советская Армия разгромила квантунскую группировку и Япония была окончательно разбита, у нас началась мышиная возня вокруг печально знаменитого последнего императора Бао Дая. Возвращались старые колонизаторы. Все честные люди понимали: родина наша в опасности. И единственной силой, которая могла сплотить народ, повести его на борьбу, были коммунисты. Когда в августе сорок пятого победила революция, я понял, что чувствуете вы, русские, дождавшись, после долгой холодной зимы, весны и тепла. А потом второго сентября Хо Ши Мин прочитал в моем любимом Ханое, на площади Бадинь[3], „Декларацию независимости“. Это – самые важные, главные дни моей жизни…
И снова война. Но теперь уже – за мою революцию, и я ушел со всеми в джунгли. Там в сорок шестом вступил в партию. Работал, писал, помогал солдатам…»
(В джунгли, добавлю я от себя, ушел тогда со знаменитым Столичным полком и старший сын Туана. А сам он вскоре, в сорок седьмом, возглавил созданную в свободной зоне Вьетбака[4], в горах на севере, Ассоциацию культуры. В тяжелейшие военные годы она выпускала журналы и книги – оттиснутые вручную на серой ноздреватой бумаге, они кажутся сегодня памятниками человеческого упорства, мужества и творческого горения. В одном из таких журналов, «Ван нге»[5], нашел я и перевел для этой книги рассказ «Харчевня „Свежесть“»; попадались мне в них очерки и статьи Туана. Ассоциация проводила творческие дискуссии и семинары в своей «резиденции» – горном доме на сваях, крытом тростником. Иногда удавалось даже исхлопотать «творческие отпуска» литераторам, воевавшим в действующей армии.)
«Ну, что еще? – продолжает он. – Вел литературные кружки: попадались удивительно одаренные люди. Тряхнув стариной, работал в передвижных театральных труппах. Иногда приходилось быть сразу и драматургом – пьесы, правда, ставились короткие и немудреные, на „злобу дня“, – и режиссером, актером, осветителем и „оркестром“ – играть на старинном барабане. Случалось, антракты в спектаклях и перерывы в репетициях диктовались не авторским или режиссерским замыслом, а тревогами и бомбежками. Приходилось трудновато. Ели не досыта. Ну и реквизит… ходить было не в чем. Но мы не унывали. Зато потом, когда в пятьдесят четвертом освободили Ханой, на общенациональном театральном фестивале уаша труппа имела особый успех. Несколько дней подряд в театрах, на площадях и в скверах играли спектакли, танцевали и пели мои друзья актеры. Собралось чуть ли не тридцать ансамблей. К нам обратился с приветствием президент Хо Ши Мин. Я едва с ног не сбился – организация представлений, жюри, премии, награды…»
(За деятельность в годы войны и проведение фестиваля правительство республики наградило Нгуен Туана военным орденом Сопротивления первой степени.)
«Сразу после войны издал две книги очерков – одну о делах и людях Сопротивления, во второй, кроме военных, были уже и „мирные“ очерки…»
(Добавлю снова: за первую книгу, выпущенную в пятьдесят пятом году, Туан был удостоен Литературной премии Ассоциации культуры.)
«В мирные годы много ездил по стране; забирался в горы – поднялся даже на самую нашу высокую вершину Фансипан, конечно, не Эверест, но как- никак 3142 метра; плавал на лодках и катерах по островам, жил в деревне. Побывал и за границей, у вас, в Советском Союзе, и в Финляндии – на Всемирном конгрессе сторонников мира. Путешествия – моя страсть. Я когда-то эпиграфом к одной из своих книг взял слова Поля Мораиа „Хочу, чтобы после смерти из кожи моей сделали дорожный чемодан“… Но главное, конечно – узнать свою землю, каждый ее уезд. Ведь страна теперь наша, и, чтобы с умом управлять ею, мы обязаны ее знать. Есть у меня друг, писатель, – как поедет с бригадой в горы, обязательно задержится где-нибудь подольше, отобьется от всех и заглядывает в самые заповедные уголки. Его прозвали „одиноким львом“». Вот и я из той же породы. Но ты не пугайся, я лев-вегетарианец. Охочусь на жизненные ситуации и необычные характеры. Видишь, совсем недавно вышла книга…
И он протянул мне томик толщиною в две с половиной сотни страниц. На титульном листе я прочитал: «Черная река», издательство «Ван хаук»[6], 1960 год. Взглянул на выходные данные: тираж 4000, для Вьетнама – не малый. Оговорюсь заранее, в 1978 году «Черная река» была переиздана более чем шестнадцатитысячным тиражом.
Мы сговорились о следующей встрече: хотелось посмотреть старые журналы с рассказами Нгуен Туана, взять на время те из его книг, которые не довелось еще прочесть. Обратно в гостиницу меня вез То Хоай на багажнике своего велосипеда, здесь такой способ передвижения – обычное дело. Сперва я в страхе балансировал на крошечном проволочном насесте, но под конец осмелел и даже стал потихоньку перелистывать подаренную мне «Черную реку»…
С тех пор прошел двадцать один год. Мы часто виделись во Вьетнаме, не раз бывал Нгуен Туан у нас, в Советском Союзе. Случалось нам вместе ездить по Северному Вьетнаму и по нашим городам и республикам. Я перечитал все книги старика Туана. (Да будет позволено мне упомянуть ту, что полюбилась
