Ха'кен отключил запирающие протоколы, которые держали люки «Громового ястреба» во время перелета закрытыми. Когда операционная руна загорелась зеленым, Дак'ир нажал ее и рампа начала открываться и опускаться.
Свет и воздух ворвались в боевое отделение штурмового корабля, где боевые братья Дак'ира сидели в задумчивом молчании. Даже в пасмурном рассвете их ярко-зеленая броня блеснула, изображение рычащего огненного дракона на левых наплечниках — оранжевое на черном поле — говорило о том, что они были Саламандрами 3-й роты.
Слабый свет озарил их силовые доспехи и приглушил яркое пламя в глазах. Пылая красным цветом добытого огня, оно отражало жар вулканической родины Саламандр — Ноктюрна.
— Большая разница с кузнечными ямами под Горой Смертельного огня, — простонал Ба'кен.
Дак'ир не мог видеть лица брата под шлемом, но знал, что тот тоже хмурится на суровую погоду.
— К тому же влажно, — добавил Эмек, встав рядом с огромной фигурой Ба'кена и заглянув через широкие плечи Да'кира. — Но с другой стороны, что еще мы ожидали от муссонного мира?
Земля приближалась, чтобы встретить их, и когда Ха'кен выровнял «Огненную виверну», все великолепие Скалы Милосердия растелилось перед ними.
Когда-то она могла быть красивой, но теперь бастион припал к земле, как безобразная горгулья на коричневой грязевой равнине. Угловые орудийные башни, ощетинившись автопушками и тяжелыми стабберами, сокрушили ангельские шпили, что когда-то возвышались в бушующем небе Вапориса; аблятивная броня скрыла настенную живопись и вычурные колонны; старые триумфальные ворота с фресками и витиеватой филигранью заменили чем-то серым, темным и практичным. Эти специфические детали не были известны Дак'иру, но он видел в изгибах сооружения эхо его архитектурного значения, намеки на что-то искусное, а не просто функциональное.
— Вижу мы не единственные новоприбывшие, — сказал Ба'кен. Остальные Саламандры в открытом люке последовали за его взглядом туда, где «Валькирия» приземлилась в грязь, ее посадочные опоры медленно погружались.
— Имперский комиссариат, — ответил Эмек, узнав служебный знак на борту транспорта.
Да'кир молчал. Его взгляд скользнул вдоль горизонта к далекому городу Афиуму и пустотному куполу, окружавшему его. Даже сквозь гул двигателей штурмового корабля он слышал гудение генераторов, питающих поле. Они были похожи на те, что защищали города-убежища его родного мира от землетрясений и вулканических извержений, которые были частью жизни мужественного народа Ноктюрна. Воздух был насыщен запахом озона — еще один побочный продукт пустотных полей. Даже постоянный дождь не мог смыть его.
Когда «Огненная виверна» приземлилась с визгом стабилизирующих двигателей, Дак'ир закрыл глаза. Дождь проникал через люк, и он позволил ему стучать по доспехам. Его приятный звук успокаивал. Дождь — по крайней мере, его прохладная, некислотная разновидность — был редок на Ноктюрне и даже через броню он наслаждался ощущением. Тем не менее, вместе с ним пришло что-то еще, что-то глубинное. Это было беспокойство, тревога, чувство настороженности.
Я тоже это чувствую, раздался голос в голове Дак'ира, и его глаза снова распахнулись. Он повернулся к брату Пириилу, внимательно наблюдающему за ним. Пириил был библиарием, обладателем психических навыков, и он мог читать мысли людей так же как те — открытую книгу. Глаза псайкера вспыхнули лазурно-голубым светом, прежде чем снова стать ярко-красными. Дак'иру не нравилась мысль, что кто-то копошится в его подсознании, но он чувствовал, что Пириил едва скользнул по поверхности его разума. И все же Дак'ир отвернулся и был рад, когда земля наконец встретила их, и «Огненная виверна» приземлился.
Когда Саламандры высадились, бриз принес холодный треск лазерного огня.
На другой стороне грязевого поля всего в пятидесяти метрах от подъездного пути к Скале Милосердия расстрельная команда комиссариата казнила предателя.
Полковник Имперской Гвардии в красно-коричневой форме фаланги забился в конвульсиях, когда раскаленные заряды поразили его, и затих. Привязанный к толстому, деревянному столбу, он повис на веревках. Сначала подогнулись его колени, и он осел, затем его голова наклонилась вперед, глаза раскрылись и остекленели.
Комиссар, должность которого выдавали его атрибуты, смотрел, как его телохранители поднимают лазганы на грудь и маршируют с места казни. Когда он повернулся, чтобы последовать за ними, его взгляд встретился с Дак'иром. Дождь лился через края фуражки, в центре которой над козырьком располагался значок серебряного черепа. Глаза комиссара были скрыты тенью козырька, но, тем не менее, отдавали холодом и суровостью. Имперский офицер не остановился. Он уже возвращался в бастион, когда последний из Саламандр вышел и рампы закрылись.
Дак'ир задумался над тем, какие события могли побудить полковника к такому жестокому финалу, и огорчился, увидев, как снова поднимается «Огненная виверна», оставляя их одних в этом месте.
— Такова судьба всех предателей, — заметил с горечью Цу'ган.
Даже за линзами шлема взгляд Цу'гана был жестким. Дак'ир ответил тем же.
