[21]. Со своей стороны укажу на обряд эвтаназии, в котором применялся каменный шарик (см. «Ужасы французской Бретани»). Камешком ударяли агонизирующего старика по лбу (или прикладывали камешек к голове), отправляя его в лучший мир. Таков и способ умерщвления бессердечного злодея[22]. Все эти трактовки лишний раз подчеркивают значение Смерти, рождающейся из яйца и имеющей медное сердце.
Сказки о великане, Кощее, ведьме и множестве других персонажей, претендующих на бессмертие, но оказывающихся смертными, не могут быть поняты вне представлений о живых мертвецах. Сердце (душа) злодея пребывает там, где ей и положено быть, – в другом мире, а телом владеет некий дух, похваляющийся собственной хитростью. Дух ничего не боится – кому под силу достичь того света и отыскать там душу? Путь туда символизирует цепочка из «матрешек», и герой ее преодолевает. Это типичное путешествие в царство мертвых, описанное в большинстве волшебных сказок. С внесением в сказку христианского элемента (тогда-то и появилась церковь) путешествие за сердцем (душой) грешника стало восприниматься как молитва к Богу. Возник мотив божественного промысла. Душа грешника не уничтожается (нельзя уничтожить душу) и не вселяется обратно в тело, как случалось прежде, но умирает «второй» смертью – в пасти чудовищных собак или в озере огненном (Откр. 20: 14), – после чего посторонний дух покидает мертвое тело.
Первоначально миф о путешествующей душе отражал экстатическую практику колдунов и шаманов, которым грозила опасность со стороны демонов (похищение сердца и глаз) и со стороны других колдунов. Поэтому герой с отсутствующим сердцем вызывал симпатию. В дальнейшем путешествие между мирами было осуждено, а пребывающий в трансе колдун принят за живого мертвеца. Сказка изменилась, и задачей героя стал поиск блуждающей души колдуна и обречение ее на вечную погибель, автоматически влекущее за собой смерть тела, одержимого злым духом. Тело колдуна не могло оказать активное сопротивление борцу с колдовством, и их поединок смотрелся нелепо. Поэтому в сказку был введен посредник (служанка, хранитель), а затем и возлюбленная, чей образ позволил развиться психологизму и эротизму.
Спешу завершить главу о сердце великана, предвидя недовольство читателя. В самом деле, какое отношение имеет ко всему этому скандинавский тролль? Почти никакого! Меня просто увлек интересный сюжет с участием великана. Да, Стурлусон описал великана с каменным сердцем (по сути, без сердца). Да, у тролля похищают глаз, как у древнего бога, а сам тролль – колдун. Но этого недостаточно для придания ему статуса выходца с того света. И все-таки включение тролля в одну компанию с Кощеем и ведьмой знаменательно. Не впервые он наделяется свойствами живого мертвеца!
Морской тролль
Ни ведьма, ни карлик, ни ночной демон, ни какой иной из изученных нами сказочных персонажей, кроме маньяка из водоема, в море не обитает. Да и великану там делать нечего! Он живет в горах или за горами. Его взаимоотношения с водной стихией не всегда складываются мирно. Великан способен перейти вброд реку и даже морской залив, однако предпочитает возводить мосты, насыпать дамбы и устраивать плотины. Множество островков и прибрежных скал образовалось после того, как великан выронил из рук стройматериалы. Тролль и скесса пересекают море в чудесной лодке, великанша из Саги об Одде Стреле преследует корабль вплавь, но, раненная моряками, возвращается на берег.
В исландской сказке великанша отправляется к морю охотиться за проплывающими кораблями. Споткнувшись, она попадает ногой в глубокую впадину, погружается в воду и тонет: «Ее тело выбросило на берег, и оно было такое огромное, что всадник на лошади не мог достать плетью до сгиба ее колена, когда она лежала на берегу, мертвая и неподвижная». Море опасно даже для столь гигантского создания!
Тем не менее Эдды знают такую бессмыслицу, как морской великан. Его зовут Эгир («море»). И одновременно Эгира величают «жителем гор» (Песнь о Хюмире, 2)! В именах йотунов и турсов недолго запутаться[23]. Вот и Эгира считают двойником Хюмира, который, хотя и любил рыбачить, оробел во время морского поединка Тора с Йормунгандом. Эгир назван «гостем богов», он пирует с ними в чертогах, но Тор относится к нему с презрением. Желая отомстить хамоватому асу, Эгир посылает его за котлом к Хюмиру. В ходе приключений богов один и тот же великан может принимать разные личины (Скрюмир и Утгарда-Локи), поэтому Хюмира приняли за Эгира.
В поэзии скальдов Эгир олицетворяет спокойное море, несмотря на выражение «пасть Эгира» – та, что заглатывает тонущие корабли. Гибель кораблей – дело рук жены Эгира по имени Ран («кража, ограбление»). Она набрасывает свою волшебную сеть на корабли, чтобы утащить их на дно и там поживиться добычей. Стурлусон относит Ран к богиням. Таким образом, перед нами – уникальный случай законного брака между великаном и богиней, дающего право Эгиру присутствовать на пиру богов.
Двусмысленность образа Эгира подтверждает Сага о Хрольве Пешеходе, один из персонажей которой по имени Грим носит прозвище Эгир, или Морской Великан. Воплощением покоя и благодушия он не является – ест сырое мясо, пьет кровь (ого!) людей и животных, превращается в хищных зверей. Это подлинное исчадие ада! «Его дыхание было таким жарким, что даже людям в доспехах казалось, будто они горят. Он убивал людей и коней, то извергая огонь, то изрыгая яд, и никто не мог против него устоять» (2). Подобных Гриму тварей в сагах обычно именуют троллями.
Самих же троллей, живущих в море и называемых sjotrollet («морской тролль»), соотносят с двумя персонажами скандинавского фольклора – хавманом («морским человеком») и драугом (
Понятие «хавман» возникло не ранее XVI столетия. Предположительно образ хавмана восходит к древнескандинавскому хавгуду (havgud – «морской бог»), о котором известно немногое. По одним сведениям, он имеет упитанное туловище без головы и хвоста, по другим – не имеет конечностей, но снабжен
