источников видно, что Сенат ни тогда, ни после не смог или не сумел выполнить это повеление. Поэтому ровно через десять лет, когда миновало, по выражению Петра, «недосужное время», пришлось ему самому написать свою знаменитую «Экспликацию»[955], в которой объяснить разницу между преступлениями государственными и «партикулярными» и обосновать б
Издание указа 1714 года о разделении движимых и недвижимых имений, вносившего столь большие изменения в дворянское землевладение, являвшееся базой для экономических и социальных отношений того времени, потребовало от законодателя особых обоснований. Они и были даны самим Петром[959] в собственноручно написанном им «введении» к указу. Оно было помещено в последнюю – Б – редакцию указа, в беловой его текст[960], и сохранено без изменений в подписанном Петром тексте указа[961]. Этот закон являлся своеобразной попыткой разрешить некоторые вопросы крепостного права на известном этапе развития как данного явления, так и всей экономики Русского государства. С этой точки зрения указ 1714 года полон большого смысла, и [потому] следует считать его выдающимся явлением среди социальных мероприятий Петра I. Он далеко не был «злосчастным законом» или просто «необдуманной и случайной мерой», как находил в свое время П. Н. Милюков[962]. Уже из того, каким образом собирались с 1699 года иностранные для него источники, и из большой правотворческой работы над его законопроектом видно, что указ являлся серьезным актом, «решительным пунктом», по выражению Петра. И недаром он был положен царем в основание важнейшего государственного акта того времени – «Устава об изменении порядка наследования императорского престола в России» от 5 февраля 1722 года, как об этом говорится в самом законе. «В таком же рассуждении, – писал Петр в Уставе, – в прошлом, 1714 году ‹…› хотя и учинили мы Устав, чтоб недвижимое имение отдавать одному сыну, однако отдали то в волю родительскую»[963].
Условиями, побудившими Петра к изданию указа 1714 года, были: появление в большем, хотя еще недостаточном количестве денег в обращении в государстве; установление вследствие этого определенных денежных окладов для воинских людей и государственных служащих – вместо нерегулярного жалованья и «акциденций»[964]; вековой обычай дворян жить за счет крепостного труда, вносивший в общество угнетение и застой, с одной стороны, [и] моральное разложение, уклонение от учения, от труда в новых его формах – с другой. Все эти условия побуждали Петра выкуривать дворян-тунеядцев из их дворянских гнезд, как грызунов из нор. Петр чутьем великого государственного деятеля понимал, что в развитии крепостного права наступил этап, когда интересы государства и крепостного крестьянства со всей необходимостью требовали от него [Петра] властного вмешательства. Сущность дела заключалась в том, что раздача земель служилым людям под условием военной службы государству – явление, вызванное в самом своем зарождении необходимостью, нуждою, бедностью государства, отсутствием денег при организации его обороны, – перерастает себя, становится историческим пережитком. Оно обратилось в поддерживаемое государством право одного класса, оказавшегося по ходу истории обладателем земли, эксплуатировать другой класс на почве именно обладания этой землей – стало правом одного человека жить за счет труда других людей. Явление, сложившееся исторически, стихийно, нуждалось, по мнению Петра, в некоторых коррективах, каковые должны были быть сделаны государственной властью. Он и попытался сделать их.
В понимании этого указа, как и всей реформы Петра, современному исследователю необходимо относиться критически к высказанным о них в нашей дореволюционной исторической науке суждениям, распознавая среди последних мнения ханжей всякого рода, столь ненавистных Петру, политиков разных направлений, любителей литературного образа и красного словца и т. п. Во всяком случае, на указ 1714 года о разделении движимых и недвижимых имений современный исследователь не должен смотреть глазами среднего и мелкого шляхтича первой трети XVIII века.
Основным мотивом для Петра при проведении им указа 1714 года было сознание вреда от существующего порядка вещей. Это собственное наблюдение царь лаконически высказал в первых семи строках своего «введения»[965]. Приведем их со всеми исправлениями, которые характеризуют ход мысли законодателя, – взяв в скобки все зачеркнутое им при набрасывании текста законопроекта[966]: «Понеже разделением имений после отцов детем (движимые) недвижимых великой есть вред (подлым людем и не точию им, но и государственному интересу, а) в государстве, как интересом государственным, так и подданным, и своим фамилием (разде) падение, а именно…» Из вычеркнутого собственноручно царем текста видно, что первым его побуждением к изданию закона было сознание «вреда подлым людем» и только потом законодатель поставил на первое место повреждение интересам государственным, на второе – интересы подданных, крепостных, и на последнее – интересы дворянских фамилий. Тем не менее из дальнейшего развития этого общего положения видно, что законодателя заботило именно благосостояние этих «подлых людей». По словам Петра, от благословенного роста дворянской семьи увеличивались тяготы крепостных: при пяти сыновьях-кадетах «уже с бедных подданных будет пять столов, а не один». При необычайной прямоте Петра, его откровенности и искренности, выражавшейся иногда в грубой и резкой формулировке, при отвращении его ко всякому ханжеству, будь то религиозно-церковное [ханжество] или политическое, законодатель и в этом случае был правдив; можно верить, что он при издании этого закона больше всего думал об облегчении крестьян, об ограничении их эксплуатации. Поэтому нам непонятно, почему П. Н. Милюков находит, что приведенный в указе 1714 года мотив – «забота о благосостоянии крестьян» – является даже не
