характер подобного же народного бедствия. Петру было известно из «цареградских историй», что «на одном канале от Черного моря даже до Царягорода, которой не более как 30 верст протягается, с 300 монастырей было». Констатировав этот факт, Петр спрашивает: «Что же по другим местам оных было, – и прибавляет к тому: – все с великими доходы». «Еще ж горше», писал Петр далее, что императоры византийские были расположены из мнимого благочестия к поддерживанию монашества, чем в значительной степени способствовали гибели своей империи: «К чему императоры весьма склонны явились и великую часть своей погибели сами себе и народу стяжали ‹…› когда турки осадили Царьград, ниже 6 тысяч человек воинов сыскать могли»[997].
Петр видел, что эта общественная болезнь коснулась и России: «Сия гангрена и у нас зело было распространяться начала под защищением одиновластников церковных, яко же и у римлян»[998]. Он не мог не знать, что его старая столица, так же как и столица монархии Греческой[999], заполнена и окружена со всех сторон монастырями и тоже «все с великими доходы». Предполагая изменить существующий порядок вещей, он пожелал узнать точное число монастырей в Москве и вокруг нее, а также количество принадлежавших им крестьянских душ. Поэтому генерал-майору Чернышеву, производившему тогда перепись населения России[1000], было приказано представить царю роспись «московским монастырям, которые в Москве и за городом в близости, и что в уездах и протчих городех, и за которым сколько душ». В конце 1723 года, 22 декабря, Чернышев представил за своей подписью в Кабинет Петра две росписи; в одной [из них] были перечислены монастыри Московской губернии с указанием размеров их вотчин, равно как и числа крестьян, принадлежавших монастырям других губерний на территории Московской[1001].
По росписи Чернышева, оказалось, что в одной Московской губернии, в ее девяти провинциях, находился 151 монастырь, за которым числилось 242 158 крестьянских душ мужского пола. Кроме того, 14 монастырей других губерний имели в Московской губернии, а московские монастыри – в других губерниях 7719 душ. Таким образом, всего в Московской губернии имели свои вотчины 165 монастырей с 250 тысячами человек (без 83 душ). Из них наиболее богатыми были: Троицко-Сергиев [Троице-Сергиев] монастырь, который имел 58 604 души; Чудов – 11 559; Вознесенский – 7864; Иосифа Волоцкого – 7634; московский Новодевичий – 5908; Ново-Спасский – 5096; Саввы Сторожевского – 5170; Пафнутиев Боровский – 5650; Спасо-Евфимиев в Суздале – 8923; костромской Ипатьевский – 9233; Борисоглебский Переславль-Залесской провинции – 8648; Рождественский владимирский – 5282 и т. д.
Наряду с росписью крестьянских душ в монастырских вотчинах Чернышев привел сведения по той же Московской губернии о количестве людей, пользующихся общественным призрением в монастырях и богадельнях. Их оказалось, несмотря на энергичные меры Петра в насаждении таких учреждений[1002], весьма немного: престарелых и увечных солдат при монастырях – 558 человек; нищих в ста московских богадельнях – 928 душ мужского пола и 2653 – женского, всего – обоего пола 3581 человек. Подкидышей, которые «получали жалованье», – 445 мужского пола и 512 – женского, всего – 957 человек[1003].
Все эти сведения убеждали Петра в необходимости и своевременности принятия мер к пресечению роста монастырей и [к ограничению] дальнейшего развития столь пагубного для государства и общества явления. Вместе с тем Петр поставил своей задачей обратить монастыри, эти сложившиеся издавна общественные организации, обладавшие в большом количестве основным богатством того времени – землями с крестьянским на них населением, с готовыми постройками и прочим хозяйственным оборудованием, – в центры служения обществу. В этом направлении он долго и самостоятельно трудился при выработке основных положений реформы монастырей. Последние три года его жизни были посвящены, наряду с другими вопросами внутренней политики, подготовке этой реформы. В качестве литературных следов столь замечательных начинаний Петра остались материалы по выработке указа от 31 января 1724 года[1004], а также штаты монастырей и указы капитану Баскакову[1005] о приемах и характере предполагаемой реформы, [сохранившиеся] в архивах Сената и Кабинета Петра Великого [1006].
Интересующие нас документы, содержащие обоснование реформы, а также [отражающие] и самые принципы преобразования монастырей, были написаны собственной рукой Петра. В дореволюционной историографии эти документы были предметом специального исследования профессора П. В. Верховского[1007] в его обстоятельной работе «Учреждение Духовной коллегии и Духовный Регламент» (тома I и II (материалы). Ростов-на-Дону, 1916). Следует признать, что общие выводы исследователя об инициативе Петра и характере его законодательной работы над преобразованием русской церкви, а также о роли епископа Феофана Прокоповича правильны, но изображение самого процесса выработки указа «Объявление и определение о монастырях» от 31 января 1724 года[1008] требует значительных исправлений и уточнений. Попытаемся сделать их, так как восстановленный процесс выработки текста этого закона обрисовывает сам собой, и притом документально, характер сотрудничества царя и вице-президента Синода, епископа Феофана.
В законодательной выработке Духовного регламента, как было видно из предыдущих глав нашего исследования, кроме подачи инициативы, сообщения письменных источников, устных указаний и сравнительно немногих замечаний, писанных его рукой при исправлении текста, сам Петр непосредственного и активного участия не принимал. Во всяком случае, из архивных источников не видно такой пристальной и продолжительной работы над ним [над Духовным регламентом], какую исследователь наблюдает по архивным материалам, например, над «Должностью Сената», Регламентом Адмиралтейства, Морским уставом и другими [законами]. Духовный регламент проводился с некоторой спешностью в то, по признанию Петра, «недосужное время». Петр знал, что изданием Духовного регламента работа над устройством русской церкви не оканчивалась: предстоял еще большой труд для законодателя, нужно было еще
