них население было необоснованным и вредным с государственной точки зрения: «…от иных законов, – по выражению Петра, – немало же и зла происходит». Поэтому такие законы и основанные на них права должны были подлежать отмене. Намереваясь лишить монастыри права владения землей, провести секуляризацию церковных и монастырских земель, Петр подготовлял реформу разоблачением и осуждением постыдного, праздного образа жизни монахов и вредного влияния монастырей – в том состоянии, в каком они находились в то время, – на общественную жизнь России. Рассмотренное нами «Объявление людем о монастырях», служившее введением к закону, «Определению» о них, и было идеологической подготовкой государственной меры, направленной к лишению одного из землевладельческих классов феодального общества – духовенства – его права на землю.
При изучении нами сотрудничества Петра и епископа Феофана в выработке указа от 31 января 1724 года о реформе монастырей был установлен факт, что и основные определения этой реформы, и принципиальные ее обоснования были даны Петром в первых же редакциях обеих частей закона; Феофан же только подтвердил различными доказательствами законность, каноничность будущих мероприятий царя и его обоснований и придал всему акту окончательную литературную обработку. Этот вывод сделан нами на основании документальных источников. Против такого метода могут быть приведены возражения – он может быть признан формальным, могут сказать, что в письменных источниках передана только история выработки текста будущего закона, но в них не могло найти отражения возможное влияние обмена мнений между царем и епископом, имевшее место еще до начала составления законопроекта. По письменным источникам, конечно, нельзя установить значения устных бесед, во время которых могло бы сказаться решительное влияние взглядов просвещенного монаха на властного царя.
Хотя предыдущий материал нашего исследования, относящийся к вопросу о роли Феофана в реформе церкви при Петре, и свидетельствует, что планы и действия царя вытекали из общих его взглядов и намерений, часто совпадавших со взглядами Феофана, получали от него, быть может, импульсы к большей решимости царя в их проведении и к большей уверенности его в правоте своих действий, – тем не менее они не были навеяны Феофаном и не им были намечены в основных своих, принципиальных установках.
Приводимый нами далее другой пример такого же сотрудничества царя Петра и епископа Феофана – в выработке обращения «К доброхотному читателю»[1030] при издании Морского устава – не может дать оснований, если судить исходя из самой темы, для установления влияния епископа на царя; тем не менее черты их сотрудничества [и в этом случае], несомненно, те же, что и в вопросах церковных. Остановимся на относящихся сюда источниках.
Петр считал нужным разъяснить русскому читателю – не только моряку, но и каждому, интересующемуся историей своего отечества, – значение флота для России, изложить условия и попытки к его устройству в предшествовавшие времена, а также просто и правдиво рассказать подробности и важнейшие моменты в создании флота в его [Петра] царствование. Государственный деятель большого масштаба не может не быть, хотя [бы] немного, историком – Петр был и тем и другим. Свой набросок о флоте, необычайно простой, без всяких претензий или каких-либо тенденций, он дал в собственноручно написанном им предисловии к Морскому уставу: «Хотя всем есть известно о монархии Российской…» Оно находится в делах Кабинета Петра Великого[1031] и в печати было воспроизведено в «Истории Петра Великого» Н. Г. Устрялова [1032].
Необходимо отметить, что этот последний источник [предисловие к Морскому уставу] является важнейшим документом в истории русской науки и описанными в нем действиями, собственно, и началась русская техника и ее история. Поэтому нельзя не выразить неудовлетворенности по поводу недочетов его издания в «Истории Петра Великого» Устрялова. Хотя в примечании к его воспроизведению и указана в качестве источника рукопись Петра: «Все писано рукою Петра»[1033], но печатание его было сделано не по тексту Петра, а по копии, переписанной писцом[1034]. Вследствие этого в издании не воспроизведены некоторые небезынтересные подробности подлинника, а именно: 1) не приведено точно название документа: «1720 году в Регламент морской, предисловие черное»[1035]; не отмечено распоряжение Петра на листе 879, на полях: «Для расплетания надобно рядом артикулы по листы»; 2) и наоборот: введено в текст исправление Петра в конце первой статьи, после слов «столярною работою», – «потом даже до наших времен», сделанное Петром после переписки текста писцом на листе 888 об., а также разделение текста на статьи 1 и 2, не имевшееся в рукописи Петра; 3) не воспроизведен текст, зачеркнутый Петром при исправлении документа (эти первоначальные наброски характерны для Петра исканием соответствующей формы для выражения его мысли); 4) не переданы особенности правописания Петра – текст дан в модернизированном правописании.
В отличие от многих актов Петра предисловие к Уставу морскому имело одну редакцию: дальнейшей обработке самим Петром этот черновой набросок подвергнут не был. Он содержит изложение пришедших на память Петру событий, поэтому факты могут показаться приведенными без связи, а все повествование – мало обработанным литературно. Тем большую цену приведенные в нем известия имеют для историка. Изложение их подкупает правдивостью, непосредственностью; оно отражает в безыскусственной форме воспоминания, относившиеся к своеобразным переживаниям юности царя. И тем не менее это предисловие Петра, как и все его собственноручные писания, всегда озаренные какой-либо идеей, также содержит основные две идеи: первая – независимое положение «народа российского» среди других народов, свободное национальное его развитие возможно [лишь] при наличии единой сильной власти, «единодержавия», и вторая – «монархия российская» может осуществить эту свою роль защиты и обеспечения развития нации лишь укреплением собственной военной мощи, созданием воинской силы, «не точию на земле, но и на море». Изложим основной ход мыслей Петра.
Набросок Петра начинается с части исторической, с князя Владимира. Относительно времен более отдаленных Петр констатирует факт, что о них
