нужным в целях более глубокого воздействия на сознание людей, подданных Петра, точно указать канонические правила, высказывания авторитетных отцов церкви, привести некоторые места из Священного Писания в подкрепление и утверждение реформы. Естественно, Петр сам не мог этого сделать. Нужна была помощь Феофана, и последний оказал ее со свойственными ему ученостью, талантом и готовностью быть полезным царю.
Изучая по архивному списку[1026] черновую последнюю, полную редакцию обеих частей законопроекта, можно точно установить все подробности литературной и церковно-правовой его обработки Феофаном. Он привел свидетельства Священного Писания, например Книги Чисел, Евангелия; [указания] отцов церкви, их поучения и правила, например Иоанна Златоуста, Василия Великого («Правила монашеские»), святого Исидора (послания); высказывания авторов повестей – Феодорита, Иоанна Мосха; свидетельства византийских историков – Палладия в его «Лавзаикской истории»[1027], Созомена, Руфина, Сократа, Никифора Каллистова и других.
По поводу, например, известного, служившего оправданием безделия монашеского, изречения Христа «Воззрите на птицы небесные, яко не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы, и Отец ваш небесный питает их» (Матфей 6[:26]) Феофан привел толкование «Августина, преславного учителя», который написал специальную «книгу на таковых бездельников». «Вышепомянутое слово господне в том только наставляет нас, – цитировал Феофан из Августина, – дабы мы в наших трудах и промыслах не имели крайнего упования, но уповали бы, и трудящася, на отеческий о нас промысл божий. Трудитися же оным словом не запрещает Христос»[1028]. Продолжая развивать свои доводы против извращения слов Христа, Феофан не преминул привести весьма убедительное доказательство и от здравого смысла: «И понеже слово оное господне “Воззрите на птицы” не к одним монахом, но к всем человеком изречено, то если бы оных суемудрцов толкование было приято, то всем бы человеком не подобало делать и тако пришла бы нужда всем самовольным гладом погибнуть»[1029]. В результате работы епископа Феофана оказалось, что все положения Петра вытекали из точного смысла Священного Писания, находились в полном согласии с ним и подтверждались высказываниями святых отцов церкви и свидетельствами достоверных византийских историков.
Сделанное нами восстановление хода законодательной выработки указа от 31 января 1724 года – «Объявления» и «Определения о монастырях» – приводит к заключению, что характер и доля участия Петра и епископа Феофана в правотворчестве были не одинаковы. Петру принадлежала, как и во всем его законодательстве, творческая роль: им составлены первоначальные проекты обеих частей указа, в которых изложены принципиальные его стороны, определена основная идея закона, указаны подлежащие исправлению порочные стороны монашества и вред, приносимый им обществу, намечены способы к поднятию морального его уровня и к направлению труда монахов и имущества монастырей на служение обществу – в помощь больным, нищим, старым и младенцам. Феофану же принадлежала в этой выработке роль ученого консультанта, канониста, специалиста по церковным вопросам. Им даны обоснования законопроекта из книг Священного Писания, примеры из истории Византии и свидетельства греческих историков. Среди них [этих обоснований, примеров и свидетельств] новых принципиальных установок и законоположений исследователь отметить не может.
Значение рассмотренных последних двух сочинений, содержащих обоснование издаваемых законов, не следует преуменьшать, а также видеть в них какой-либо односторонний, только конфессиональный интерес. Они были направлены к облегчению проведения в жизнь важнейших общегосударственных реформ Петра. Изучая их, исследователь восстанавливает правительственные приемы Петра, имевшие своей целью выкорчевать из сознания тогдашнего общества глубоко укоренившиеся предрассудки и дать новое, разумное понимание некоторых мероприятий царя. Нужда в такой обработке умов населения была тем более настоятельной, что реформы Петра затрагивали интересы духовенства, класса, обладавшего средствами и умением воздействовать на широкие массы населения. На примере рассмотренных исторических документов, обосновывающих намерение Петра лишить духовенство и монашество их владельческих прав на земли, управление ими и их эксплуатацию, можно видеть, как производилась эта работа. Предполагаемые же меры Петра в данном случае были полны большого государственного значения. Попытаемся раскрыть его.
С принятием христианства представители русской церковной иерархии, а также и русские монастыри перенесли в нашу северную страну из Византии вместе с особенностями религиозного культа склонность к стяжательству и умение им заниматься. Наши русские князья, их жены, ближайшие и знатные их слуги, выражаясь языком Петра, «обманутые от ханжей или сами к тому ради какой страсти весьма склонные», им в том помогали. Благочестивый князь или бездетный его слуга-вотчинник, стоя на пороге иной жизни и желая облегчить свою участь за гробом, часто уже костенеющей рукой выражал свою старческую волю и отдавал в монастырь свои земли с находившимся на них населением и даже имеющим народиться впредь. Таким образом воля и рука полумертвого человека сковывали судьбу живых людей на многие годы. Монастырь вносил имя владельца подаренной ему земли в свой синодик на вечное поминание, а вотчинные монастырские власти забирали в свои руки и земли, и крестьян, а с ними и плоды народного труда. К тому же некоторые монастыри получали от благочестивых князей льготные грамоты, освобождавшие монастырские земли от общегосударственных податей. «Что же прибыль обществу от сего?» – спросит исследователь истории социальных отношений и народного хозяйства словами Петра. Если основанием владельческих прав вотчинников и помещиков на землю была обязанность военной службы государству, то монахи, кроме молитв, ничего не имели привести в оправдание своих прав на владение землей и крестьянами. Мы уже имели случай цитировать возражение царя на этот довод: «А что говорят – молятся, то и все молятся».
Перестав быть светочами просвещения, очагами книжного учения, опорой национального сознания, чем являлись некоторые из них в прежние, отдаленные времена, монастыри не очень склонны были оказывать помощь государству службой и имуществом в деле – хотя бы, например, общественного призрения и благотворительности. Они не считали своим долгом и призванием общественное служение, помощь больным, старым [людям], увечным воинам и подкинутым младенцам. Монастыри в эпоху Петра являлись «мнимой святыней», местами праздности и соблазна; право же их на земли и крестьянское на
