Несомненно, социальная характеристика приобрела бы гораздо больше содержательности, если бы вместо ничего не значащей выдержки из челобитной, поданной Петру I от крестьян, написанной с церковно-риторским искусством подьячим с Ивановской площади или, может быть, церковным дьячком: «Твои бояре и князи… яко львы челюстями своими пожирают нас и яко змии ехидные рассвирепевши напрасно пожирают, яко же волци свирепии; бьют нас, яко немилостивыи Пилаты»[1158], была приведена выписка из «прелес[т]ного письма» – прокламации астраханских повстанцев, посланной ими через «воровских пересыльщиков» на Дон, в казацкий круг. «Послали де их из Астрахани астраханские жители и всяких чинов люди, – говорили посланцы, –
о том, что в Астрахани учинилось за веру христианскую, и за бороды, и за немецкое платье, и за табак, и что к церквам их и жен их и детей в русском платье не пущали, и от церквей отлучали, и всякое ругателство чинили, и брали с них банных по рублю, с погребов с сажени по гривне, да хлебное жалованье отняли. И они де, терпев долгое время и посоветовав меж собою, чтоб им веры христианской не отбыть и что стала тягость великая и не мога терпеть и веры христианской отбыть, противились и убили до смерти ‹…› Им же де, астраханцам, учинилось ведомо всяких чинов от людей, что в Казани и в иных городех поставлены немцы и тамошним жителем и женам их и детям чинят ругательство ж, как и им в Астрахани, тягость и убивство служилым людем до смерти. ‹…› Да к тому дополнено, велели де им поклоняться болваном кумирским[1159] и у начальных де людей кумирских богов выняли»[1160].
Полагаем, что историк должен проявить подлинное чутье – чтобы по-настоящему осветить роль всех элементов, принимавших участие в движении и дававших направление в восстании, чтобы «воровского атамана», купчину первой гильдии, к тому же явившегося «расколом в церковной противности»[1161], а также весьма неопределенно охарактеризованного в той же «Истории СССР»[1162] «некоего Жигалу»[1163] не признать ратоборцами и страдальцами за обираемый первым, а возможно, и вторым оборванный голодный люд, который они двинули против государственного порядка Петра I.
В частности, в данных движениях исследователь должен указать место и роль купцов-бородачей, с их верой в исключительность и богоизбранность старомосковских порядков, воззрений, веры, обычаев; мироедов всякого рода, привыкших на далекой окраине безраздельно и жестоко эксплуатировать беглую голытьбу. Он должен оценить по заслугам участие, намерения и стремления не разоружившегося до конца стрельца – «пакостника», по выражению Петра, – больше обывателя и торгаша, чем военного человека, а также бая и батыря полукочевых народов, державших в своих руках все нити народного труда и принимавших под свою высокую руку и беглого русского крестьянина, и местного татарина, и других с их устремлениями к мусульманской Турции и такому же Крыму, только недавно переставшему получать дань, [или] «поминки», с русского народа. Было что терять и зажиточному казаку, привыкшему среди степных просторов, вдалеке от государственных властей, распоряжаться всевозможными угодьями и не давать государству ничего, кроме нерегулярной партизанской военной службы.
Избегает автор главы «О народных движениях начала XVIII века» в «Истории СССР» сообщить и конкретные данные о результатах расследования личностей инициаторов и виновников Астраханского военного бунта, во время которого, по его словам, только в самом начале восставшими «в городе были казнены 300 начальных людей», а после – «несколько сот астраханских повстанцев было взято и отправлено в Москву». Между тем в архивах сохранились точные сведения о наказанных различным образом виновниках вооруженного восстания: «Колесовано перед Преображенским приказом 6 человек, отсечены головы у Преображенского приказа 42[?м], на Красной площади – 30 человекам, около Москвы по дорогам перевешаны 242 человека, да во время розысков и после розысков померли 45 человек, всего колесовано, казнено и повешено 365 человек». Следовательно, правительством по окончании следствия было казнено мятежников лишь немногим, а именно 65 человеками, больше, чем умертвили служилых людей сами восставшие в начале своего мятежа. «Самый же вышеписанный их воровской атаман[1164] Носов после розыска держан был за караулом в Ново-Спасском монастыре и в болезни, – как значится в правительственном сообщении по поводу ликвидации мятежа, – явился расколом в церковной противности и, отца духовного не приняв, умре, и тело зарыто в землю в поле»[1165].
Выводом из приведенных нами критических замечаний должна быть признана необходимость перестройки обычного изложения вопроса о тяжелом положении крестьян в царствование Петра I, в связи с характером и условиями его правления, следующим образом.
Переустройство армии и первые военные успехи русских войск в борьбе с регулярной армией Карла XII, овладение берегами Балтийского моря с целью закрепления их за Россией и начало построения русского военного флота протекали для правительства Петра в весьма тяжелых условиях. Приглашение военных специалистов, офицеров, моряков, военных инженеров, врачей, мастеров в различных областях техники, содержание организованной на европейских основаниях русской сухопутной армии, построение впервые военного флота и насаждение связанной с ним разнообразной промышленности – при невозможности получения займов из-за границы – требовали от населения больших жертв деньгами, трудом и людьми. Петр, сознававший своевременность и неизбежность борьбы России за независимость, за свободное развитие русского народа, за равное его место среди европейских наций, требовал по мере развития войны все больше и больше жертв и напряжения всех сил государства. Центральные русские области подчинялись этим требованиям, с большим напряжением несли необходимые тяготы и жертвы; окраины же государства, юг и восток, бывшие в предшествовавший период свободными от тяжелых повинностей в пользу государства, не привыкли к ним и, естественно, не хотели теперь их нести. К тому же там, среди местного населения, в более резкой форме сказывался протест против первых, главным образом бытовых, реформ Петра I: немецкого короткого платья, бритья