работных людей для охраны фабричных материалов от отдельных вороватых рабочих и т. д. Тем не менее за задержку заработной платы рабочим и другие упущения Тиммерман был отстранен от руководства Хамовным двором. Не помогли [ни] его челобитья с оправданиями, направленные адмиралу Апраксину[1140], ни просьбы о ходатайстве перед царем, адресованные кабинет-секретарю Макарову[1141], ни заслуги отца просителя, покойного Франца Тиммермана, ни, наконец, защита [со стороны] земляка, вице-адмирала Крейса[1142].
Нами приведено большое количество источников, как законодательного, так и административного характера, обрисовывающих отношение Петра к людям, и в частности к низшим общественным категориям – к «подлым людям». Из них видно, что Петр был справедлив по отношению к «простому народу», заботлив и внимателен к его нуждам и, наоборот, суров и непреклонен к начальникам и властям, небрежным и бездушным при выполнении возложенных на них обязанностей по управлению.
Тем более нельзя не отметить некоторых широко распространенных, как среди историков, так и среди русского общества, мнений, прямо противоположных приведенным нами, – о чрезвычайных тяготах, лежавших в эпоху Петра I исключительно на «подлых людях» в связи именно с черствым, жестоким отношением к ним самого Петра I как правителя, государственного деятеля, руководителя тогдашней России. Такие мнения основываются главным образом на рассказах современников, особенно иностранцев, а также на личных впечатлениях, принадлежавших отдельным русским людям того времени, донесенных до нас представителями различных классов тогдашнего общества. Подобные же суждения высказываются как логический вывод из фактов многосторонней и напряженной деятельности Петра, например его занятости, постоянных разъездов, многочисленности его строительств, как то: крепостей, каналов, портов, кораблей и сам
Все такие мнения и суждения имеют своим предметом обычно следующие явления эпохи Петра I: сгон к центрам строительства, иногда даже с применением цепей, привлекаемых к земляным и другим работам строителей, их ужасающая по количеству [смертей] гибель; непомерные отягощения крепостных крестьян, вызывавшие «народные» восстания; суровость уголовных законов Петра, жестокое применение их в жизни и т. п.
Оставляя за собой обязательство представить по всем указанным темам обоснованное документальными данными освещение вопроса, укажем здесь на возможность другой постановки их изучения, вследствие чего они приобретут иное освещение, более близкое, как нам кажется, к объективности.
В Морском архиве в Ленинграде можно найти, например, следующие документы. В 1712 году, в первых числах июля, доносил генерал-адмиралу, графу Апраксину, в Петербурге в Адмиралтейскую канцелярию дворянин города Тамбова Азовской губернии Яков Алексеев сын Пещуров, что он прибыл к «городовому строению» в Петербург «с работными трехмесячными людьми и на дачу им с денежною казною». После сдачи людей и денег у него осталось на руках «двоешейных цепей 423 цепи железных, которые были на тех работниках для охранения в дороге от побегу». Пещуров не знал, что дальше делать с этим своеобразным ожерельем, которым были украшены шеи тамбовских плотников (мастеровых, посохи), следовавших на работы в Петербург под его начальством и под охраной из 44 человек[1143]. Из дела видно, что 411 цепей весили 24 пуда, следовательно, по два с лишним фунта каждая. Цепи были приняты в «магазейн» Азовской губернии, а сопровождавший рабочих дворянин и его охрана – отпущены «по-прежнему в Тамбов».
В том же году в Приказе адмиралтейских дел было записано доношение архангельского вице-губернатора Алексея Курбатова, датированное им 3 апреля 1712 года. В нем вице-губернатор, подтверждая получение им в Архангельске распоряжения из Приказа адмиралтейских дел о сыске посланных к корабельным делам в Петербург и бежавших с дороги плотников, 51 человека, сообщал: «И как те беглецы сысканы будут, и их в С[анкт-]Петербург скованных за провожатыми вышлю немедленно»[1144].
Факты подобного рода не могут не вызвать с нашей стороны определенной моральной реакции. Не для оправдания административных порядков эпохи Петра I, а для объяснения столь необычного для наших понятий явления приведем обстоятельства дела[1145], которые, возможно, и послужили основанием для применения такой своеобразной меры.
В 1711 году, в декабре, из Воронежской губернии, из города Таврова, от комиссара Ивана Москотиньева через московский Адмиралтейский приказ было послано для строения бригантин на Петербургской верфи 226 плотников, собранных из разных губерний (в том числе 66 больных), под начальством поручика Данилы Шестемирова. Под командой этого офицера находилось 100 человек провожатых из посошан Воронежского уезда. Из всех плотников Шестемиров довел до Москвы 178 человек; в дороге померло 30 человек, бежало – 18. В Москве наличные плотники были расквартированы под Даниловым монастырем, а сам поручик – посажен под караул. Через неделю он был послан с подьячим Иваном Замятиным для пересмотру плотников и их провожатых. При досмотре в наличности оказалось уже только 109 рабочих, «а досталные разбежались». Через три дня Шестемиров с Замятиным были вновь посланы к посохе – для раздачи провожатым кормовых денег по десять алтын человеку. При этом провожатых посошан оказалось только пять человек. В день отправления плотников из Москвы в дальнейший путь поручик Шестемиров был освобожден из-под караула. Прибыв в слободу под Данилов монастырь, он нашел на месте 30 плотников, а из провожатых – никого. Вскоре из уцелевших 30 плотников дополнительно бежало еще 20. С оставшимися десятью человеками Шестемиров явился в Адмиралтейский приказ к стольнику Г. А. Племянникову, который приказал посадить поручика на цепь, продержал так шесть суток, после чего послал его скованным с остальными плотниками в дальнейший путь. Из десяти человек Шестемиров еще оставил по дороге трех человек больными и наконец с уцелевшими семью рабочими явился к месту назначения – в Петербург, в Адмиралтейскую канцелярию. Через три дня один из
