бороды в городах, суровых мер против раскольников и своевольства стрельцов, [протест против] покровительства власти табакокурению, приглашения иностранцев для технического руководства в промышленности и ремеслах и прочего. Вследствие этих различных причин во второе пятилетие войны, с 1705 года, начались так называемые народные движения на юго-восточной и восточной границах государства. Эти восстания имели неодинаковые причины, разные цели и по своему социальному и национальному составу также были неодинаковы.
В связи с изложенной нами трактовкой вопроса должны быть пересмотрены и иначе очерчены характеристики всех упомянутых выше «народных» движений, а также должно быть установлено отношение их к проводимой Петром I национальной и общегосударственной политике. Такой характер построения материала и освещения фактов главы о «народных» восстаниях первого десятилетия XVIII века будет логичным, если рассматривать ее содержание в связи с контекстом предыдущего параграфа – о переустройстве русской армии, первых ее успехах и последующего – о Полтавской битве. В учебных руководствах, заметим кстати, совершенно правильно действия Мазепы квалифицированы как изменнические. Стоя на государственной точке зрения, не отказывая в признании и сочувствуя поступательному, прогрессивному движению государства Петра I в направлении укрепления его и создания нормальных, благоприятных условий для развития русского народа, для завязывания международных связей, – историк не может не усмотреть в стремлениях руководящих групп изучаемых трех восстаний тех же черт, что руководили действиями Мазепы, а со стороны общественных групп, примкнувших к восстаниям, главным образом голытьбы, – стремления уклониться от несения тягот и лишений, неизбежных во время войны, и переложить их на плечи других общественных классов, преимущественно на крестьянские массы. И то и другое не должно встречать сочувствия исследователя и возбуждать симпатии в юношестве, для которого предназначены разбираемые нами руководства.
При выполнении задач, поставленных историей Петру I как правителю России, ему представлялась и возможность выбора. Он мог отказаться от поддержания весьма выгодного, достигнутого при нем международного положения и от приобретений, которые были сделаны Россией ценой великих жертв и усилий, сократить сухопутную армию, прекратить дальнейшее строительство торгового и военного флота, уменьшить помощь правительства заводчикам и фабрикантам в построении и оборудовании новых промышленных предприятий и в связи с этими ограничениями получить возможность снизить наполовину размеры подушного оклада.
Представлялся для Петра и другой путь его дальнейшей политики. Продолжать жертвы и усилия со стороны всех общественных классов (прежде всего и более всего – крестьянства) в развитии и углублении достигнутых успехов, удержать занятые территории и морские порты, для чего необходимо было содержать большую, дорогостоящую регулярную армию и продолжать строительство оборонных предприятий, одновременно же стремиться к развитию производительных сил страны, к созданию своей, русской национальной промышленности, к улучшению техники сельского хозяйства, к поднятию внутренней и особенно внешней торговли, привлечь к обязательной военной и гражданской государственной службе все дворянство, обратить земли, принадлежавшие церкви, на пользу монастырских центров как мест материального и духовного служения обществу.
Петр стал на второй путь.
Собранные нами архивные документы, воспроизведенные в нашем издании «Законодательные акты Петра Великого», в томах II и III, восстанавливают во всех подробностях планы, которые ставились Петром I, а также приемы и средства, при помощи которых выполнялись намеченные задачи, в частности развитие производительных сил страны и изменения, происходившие, в связи с этой работой правительства, в социальном строе России. Изучение [архивных] материалов неизбежно приводит к выводу, что в указанном направлении деятельность Петра была целеустремленной и весьма плодотворной. Она вела быстро, без колебаний и остановок, к осуществлению поставленных им жизненных целей, одной из которых было «облегчение народа». Указав по окончании тяжкой и самой продолжительной в истории России войны на необходимость не успокаиваться на достигнутых успехах и не ослабевать в воинском деле, Петр призвал все классы общества к труду на общее благо: «Надлежит трудит[ь]ся о ползе и прибытке общем, которой бог нам пред очи кладет, как внутрь, так и вне, от чего облегчен будет народ»[1166].
Изложенное понимание темы о «народных» волнениях и их причинах логически приводит к пересмотру наших суждений о крестьянском вопросе вообще, во всем его объеме, – как [о] наиболее показательном для оценки политики Петра I, для установления его моральных и общественных воззрений.
Из указанных выше отдельных мероприятий Петра I видно, что он считал крестьян первым по значению и основным общественным классом в государстве – «артериями государства», по его выражению, а заботу, «менаж» о нем, о его благополучии почитал одной из своих главнейших обязанностей как законодателя и правителя. Во исполнение этого своего долга в отношении крестьян он провел целый ряд мероприятий, которые были направлены не только на улучшение их материального благополучия, но и на ограждение и поддержание достоинства крестьянина именно как человека. Приведем некоторые из них [этих мероприятий], и притом наиболее характерные.
Воспрещая позорное, рабское обозначение русскими людьми своей личности в письмах и челобитьях, не исключая и обращенных к царю, уничижительными именами, Петр предписал – в первые же годы реформ своего царствования – писать и подписываться крестьянину, равно как и дворянину, полным именем и фамилией[1167]. Он воспретил принуждения, в какой бы форме они ни выражались, со стороны родителей к детям при вступлении их в брак и [со стороны] господ – по отношению к их «рабам», крепостным крестьянам и дворовым людям[1168], для чего установил гарантии, досадные и обременительные для владельцев [1169]. Петр подал инициативу к законодательному разрешению вопроса об уничтожении варварского обычая помещиков торговать крепостными крестьянами и дворовыми людьми и воспретил продажу их в одиночку, порознь, с разъединением семей. Царь не считал крепостных крестьян и дворовых
