– Совершенно верно.
– И Уилберт не тот из них, про которого я думала?
– Вы абсолютно верно представили себе ситуацию. Теперь вы согласитесь со мной, дорогая Далия, – сказал Апджон с тем видимым удовольствием, с которым объявлял, представив предварительно неопровержимые доказательства моей вины: «Это твоей рукой, Вустер, был пущен крикетный мяч», – теперь вы согласитесь, что ваше беспокойство, которое, разумеется, делает вам честь, было совершенно напрасным. О лучшем муже для Филлис нельзя и мечтать. У Уилберта есть все: прекрасная внешность, ум, характер… и отличное будущее, – добавил он, размазывая слова языком по небу, точно марочный портвейн. – Состояние его отца, насколько я знаю, превышает двадцать миллионов долларов, а Уилберт – его старший сын. Да, я весьма доволен, весьма…
В этот миг зазвонил телефон, и, крикнув «Ага!», он бросился обратно в комнату, точно кролик в родную нору.
Глава 18
После того как Апджон исчез со сцены, престарелая родственница минуту-другую была не в силах произнести ни слова. Но вот она снова обрела дар речи.
– Это же просто верх глупости! – возопила она, если только «возопить» достаточно выразительное слово. – На свете миллион разных имен, но эти идиоты Артроузы называют одного сына Уилбертом, а другого Уилфредом, и при этом оба откликаются на Уилли. Только голову людям морочат. Надо все- таки соображать!
Я снова сказал ей, чтобы она не распалялась, а лучше подумала о своем давлении, но она и на этот раз не пожелала меня слушать, пообещала оторвать мне башку и сварить на медленном огне.
– Как тут не распалиться, ведь этот самодовольный индюк Обри Апджон отчитал меня, словно прыщавого школяра, который шаркал ногами в церкви.
– Удивительно, – сказал я, пораженный неожиданным совпадением. – Он однажды устроил мне разнос как раз за это. И у меня тогда были прыщи.
– Надутый осел!
– Недаром говорят, что нет ничего нового под солнцем.
– Какого дьявола он вообще здесь делает? Я его не приглашала.
– Вот и выставьте его. Я вам это давно предлагал. «Возьмите его и бросьте в тьму внешнюю, там будет плач и скрежет зубов».
– И брошу, если он снова вздумает мне дерзить.
– Я гляжу, с вами сегодня шутки плохи.
– Уж это точно. Господи! Опять он!
И в самом деле – на лужайку снова выкатился О. Апджон. Только он уже не светился самодовольством, столь разозлившим мою родственницу. Лик его был ужасен – казалось, то, что ему сообщили по телефону, пробудило в нем доселе спавшего демона.
– Далия! – возопил он (пусть будет еще раз «возопил»). Демон, давно уже активно бодрствующий в тете Далии, тоже сделал стойку. Она метнула на Апджона суровый взгляд, точно на проштрафившегося пса из своры гончих охотничьего клуба «Куорна» или «Пайтчли».
– Что еще?
Теперь уже Апджон – как недавно тетя Далия – потерял дар речи. В этот летний день все только и делали, что теряли и снова обретали этот важнейший из даров.
– Я разговаривал по телефону с моим адвокатом, – после неловкой паузы произнес он. – До этого я просил его навести справки и узнать имя автора той клеветнической заметки в «Рецензиях по четвергам». Он только что сообщил мне, что это дело рук моего бывшего ученика Реджинальда Сельдинга.
Он помолчал, давая нам возможность осознать сказанное им, и когда мы осознали, сердце у нас упало. Вернее, это у меня упало. Тетя Далия и бровью не повела. Она только почесала подбородок садовой лопаткой и сказала:
– В самом деле?
Апджон растерянно заморгал – видно, ждал от нее большего понимания и сочувствия.
– Это все, что вы можете сказать по этому поводу?
– Все.
– Ах так. Видите ли, я возбудил судебный иск против газеты и требую возмещения нанесенного мне ущерба. В этой связи я не желаю оставаться под одной крышей с Реджинальдом Сельдингом. Если он не покинет этот дом, его покину я.
Воцарилась тишина – так тихо бывает в центре циклона перед тем, как он вдарит и пойдет крушить все, что попадется под горячую руку. Казалось, тишина пульсирует. Да, пожалуй, это слово вполне подходит. «Наэлектризованная» тоже годится. Впрочем, если вы назовете наступившую тишину «зловещей» – я возражать не стану. От подобной тишины мороз пробегает по коже и волосы на ногах встают дыбом, пока вы стоите и ждете, что вот сейчас шарахнет. Я видел, что тетя Далия начала раздуваться, как пузырь жевательной резинки, и человек, не столь благоразумный, как Бертрам Вустер, мог бы посоветовать ей подумать о своем давлении.
