Крушение пирса (сборник)

А может, так треснется, что попросту разлетится на сто кусков?

Он сел и прислушался к собственным мыслям.

Я камень, я камень, я камень…

Он все время представлял, как незнакомка снова пойдет на реку и попытается повторить попытку. Он стал внимательнее просматривать газеты – хотел получить подтверждение, что его благие намерения не привели к катастрофе. Он даже предвкушал, как у них в офисе все станут поздравлять его, но потом понял, что это может сработать только в том случае, если о его героическом поступке расскажет кто-то другой, а сам он лишь подыграет, старательно преуменьшая свои заслуги и говоря: Любой на моем месте поступил бы так же. Впрочем, какой там героический поступок! Он чувствовал, что это как раз совершенно не важно. С ним случилось нечто иное, но он даже мысленно пока не мог сформулировать, что именно. И, возможно, никогда не рискнет ни сформулировать это, ни с кем-либо разделить.

Время от времени заходила Мария, чтобы забрать очередную порцию своих вещей. Но и ей он ничего не рассказал о случившемся. Она была чрезвычайно бодра и жизнерадостна, а может, просто весьма убедительно изображала бодрость и жизнерадостность. А ему она сказала: «Твое состояние меня беспокоит». Однако он не понял, как это может ему помочь и для чего, собственно, это было сказано.

Его дом все больше приходил в запустение, становился все более грязным и неприбранным, но он не мог заставить себя наклониться и подмести пол, вытереть пыль, расставить по местам разбросанные книги и вещи. Да и для кого стараться? Он чувствовал, что начинает скользить все дальше и дальше вниз по склону, оказавшемуся прямо у него под ногами, но вызванного этим ощущением мимолетного страха было недостаточно, чтобы вернуть ему прежнюю активность.

Ему стало ясно: он не просто пребывает в депрессии, но пребывает в ней очень давно и перестал замечать привычную подавленность, а его душевные муки подобны лобстеру, брошенному в кипящий котел, где бедолага скребет клешнями по металлическому ободку кастрюли, но под крышкой никому не виден.

Порой среди ночи он просыпался, задыхаясь и хватая ртом воздух. Ему мерещилась мутная зеленая вода. А иногда и молодая женщина, уходящая куда-то во тьму у него под ногами. А иногда Тимоти. Иной раз он и сам шел по краю водослива с рюкзаком, полным камней, а когда, споткнувшись, падал в пенистую воду, то успевал увидеть, что Мария стоит на берегу рядом с собаками и абсолютно ничего не предпринимает. В таких снах он иногда как бы позволял себе упасть в реку – падал туда, так сказать, по собственной воле, испытывая при этом мимолетное ощущение невероятной легкости, парения в воздухе. Лишь потом понимал, что именно с ним произойдет, как только он окажется под водой; и это были самые страшные из его снов.

Она возникла на пороге его дома три недели спустя, в субботу днем. Он даже не сразу понял, кто она такая. На ней был строгий офисный костюм. Кремовая блузка, темно-серый жакет и брюки. Светлые волосы были тщательно зачесаны назад.

– Я пришла за своей одежкой, – сообщила она. Собственно, по этой грубоватой манере он ее и узнал. – Если, конечно, вы ее не выкинули.

Он не сумел скрыть радость:

– Я так рад, что с вами все в порядке!

Она осторожно кивнула, словно просто представить не могла, с чего бы это у нее вдруг что-то оказалось не в порядке. Видимо, попытка самоубийства – отнюдь не самый приятный момент в жизни, и она просто не хотела, чтобы ей о нем напоминали. Она осталась ждать на крыльце и, когда он принес пакет с ее вещами, воскликнула:

– Боже мой, да вы все выстирали!

– Мне просто не хотелось, чтобы они тут мокрыми валялись…

– Догадываюсь. – О том, что она ушла в его свитере, в его спортивных штанах и в его шерстяных носках, она не упомянула. – В общем, спасибо вам.

– Вы мне так и не сказали, как вас зовут. – Ему очень не хотелось, чтобы она сразу же ушла.

Она чуть запнулась и сказала: «Келли», но так осторожно, что он предположил: это имя она сию минуту придумала.

О том, что она способна «слышать голоса вещей», он совсем забыл.

– Не хотите выпить кофе?

– На данный момент это, пожалуй, довольно странное предложение…

– Не здесь. Где-нибудь в кафе. – Такое ощущение, будто она и впрямь подвергнется риску, войдя в его дом!

– Нет, мне пора идти.

– У меня есть сын, – сказал он вдруг, хотя о Тимоти никогда и ни с кем не разговаривал. – И вот уже три года я не имею от него никаких вестей. А не виделись мы целых семь лет.

– И?.. – спросила она, но выражение лица у нее ничуть не изменилось.

– И я даже не знаю, жив он или умер.

В течение нескольких секунд она, казалось, вела с собой ожесточенный безмолвный спор, затем все же кивнула:

– Ну хорошо, но только минут десять, не больше, ладно? И, пожалуйста, не держитесь со мной так церемонно.