травм. Какая-то женщина яростно трясет своего бесчувственного супруга, словно тот проспал и опаздывает на работу; рядом с ней мужчина с покрытыми татуировкой руками извлекает оцепеневшего от страха кокер-спаниеля из огромной цифры восемь. А у той пожилой дамы случился инфаркт – она умерла, сидя на лавочке, чуть склонив голову набок, и со стороны выглядит, будто старушка просто задремала, да так и пропустила все самое интересное.
Из лабиринта городских улиц доносятся приглушенные вопли сирен.
Двое из тех пятерых пловцов решают остаться на берегу, опасаясь, что их может задеть обломками пирса, который продолжает разваливаться, но трое все же снова плывут туда, где на волнах колышется уже целый архипелаг тел и деревянных обломков. Темная громада искореженного пирса нависает над ними и кажется куда более зловещей и страшной, чем им представлялось, когда они стояли на берегу; теперь они уже слышат и стоны людей, и страшный треск опор, которые где-то в глубине, под ними, по-прежнему оседают и ломаются.
Они обнаруживают в воде насмерть перепуганную женщину, двух девушек, которые оказываются сестрами, и мужчину в очках, которые он, как ни странно, не потерял; мужчина плавает в бурлящей воде вертикально, точно тюлень, весьма смутно представляя, что вокруг него происходит. Женщина задыхается, судорожно хватая ртом воздух, и время от времени она пытается выпрыгнуть из воды, отчего пловцам сразу становится ясно: уйдя под воду, она за что-то зацепилась и до сих пор никак не может освободиться. Только сестры производят впечатление вполне compos mentis[3], и один из спасателей без особого труда сопровождает их на берег. Человек в очках спрашивает, что случилось, и, выслушав объяснение, сразу просит все повторить. Выпрыгивающая из воды женщина настолько охвачена паникой, что не позволяет никому к ней приблизиться, и спасателям приходится болтаться рядом, выжидая, когда у нее кончатся силы и она будет близка к тому, чтобы окончательно захлебнуться, и начнет тонуть; впрочем, ее, видимо, можно будет переправить на берег лишь в бессознательном состоянии.
А от дальнего края пирса в открытое море потихоньку отплывают пять пустых спасательных кругов.
Какой-то молодой человек на променаде машинально поднимает «лейку» и делает три снимка. Лишь на следующее утро, читая газету, он поймет, что? именно ему удалось запечатлеть с помощью своего фотоаппарата; он сразу же вытащит пленку, чтобы засветить ее и уничтожить страшные кадры.
Вертолет морской поисково-спасательной службы поднимается из нарисованного желтым круга на аэродроме Шорем и, покачиваясь, встраивается в воздушный поток.
Прошло пять минут. Пятьдесят восемь погибших.
Несколько человек, успевших выбежать на променад в поисках спасения, теперь не могут отыскать своих близких – жен, мужей, детей, родителей. Управляющий уже закрыл ворота, но эти люди теперь рвутся обратно на пирс, они кричат и плачут. Полиция пока не прибыла, так что обеспечивать порядок некому, и управляющий, понимая, что удерживать этих людей против их воли, пожалуй, не менее опасно, чем пропустить на пирс, снова приоткрывает ворота; во всяком случае, нести за них ответственность он не желает. Двенадцать человек тут же протискиваются мимо него, словно он распахнул перед ними двери на январскую распродажу. Последней на пирс пытается проскользнуть девочка, которой никак не больше восьми, и управляющий успевает все же схватить ее за воротник. Она с плачем пытается вырваться, но он не отпускает.
Спасательная шлюпка переполнена до предела.
У восточной стороны пирса какой-то фермер пытается оторвать шестилетнего мальчика от родителей, закрывших его своими телами. Мальчик, конечно же, видит, что они мертвы. У его отца снесено полчерепа. А может, ребенок сейчас и не в состоянии понять, что его папа и мама не живые. Во всяком случае, он ни за что не хочет их отпускать, вцепился в них так, что фермер боится сломать ему руку, если потянет сильнее. Он пытается поговорить с мальчиком, спрашивает, как его зовут, но тот не отвечает. Этот ребенок уже пребывает в своем собственном аду, и окончательно выбраться оттуда ему никогда в жизни не удастся. Фермеру ничего не остается, кроме как развернуться и вплавь отбуксировать всех троих к берегу. И только там, попытавшись встать на ноги, он понимает, что у него сломана лодыжка.
А тот татуированный мужчина бегом мчится по пирсу к воротам, прижимая к груди своего кокер-спаниеля, и, как только он оказывается на променаде, толпа зрителей разражается радостными криками и улюлюканьем, празднуя эту, пусть крошечную, но все-таки победу.
Прошло восемь минут. Пятьдесят девять погибших.
В солнечном сиянии с запада приближается вертолет, и, услышав нарастающий рев винтов, все собравшиеся на променаде оборачиваются в его сторону.
Ни один из тех, кто успел снова прорваться на пирс в надежде отыскать своих близких, никого не обнаружил ни среди раненых, ни среди лежащих без сознания, и теперь все они, выстроившись на самом краю провала прямо над искореженными обломками балок, перекрикиваются с теми, кто остался по ту сторону пропасти. Не видел ли кто пожилой дамы в зеленой ветровке? А маленькой девочки с длинными рыжими волосами? Но людей на той стороне совершенно не интересует судьба дамы в ветровке и маленькой рыжеволосой девочки, потому что каждый из них тоже кого-то потерял, да к тому же они опасаются, что и уцелевшая часть пирса может в любую минуту обрушиться. Сейчас им хочется знать только одно: когда их наконец спасут.
Две машины «скорой помощи» вылетают на набережную, но трафик настолько плотный, что до пирса им никак не добраться; в итоге медики вылезают из машин и, прихватив с собой носилки и чемоданчики со всем необходимым, бегут к воротам. Пятеро остаются с пострадавшими на берегу, трое проходят дальше на пирс.
Трое полицейских пытаются оттеснить напирающую толпу любопытных, и некоторые очень недовольны тем, что их лишили удобной точки обзора. Еще
