бумажных медицинских масках.
Обе дружно повернулись, услышав, как во входной двери поворачивается ключ. На пороге возникла Робин, которая тут же сообщила:
– Там, перед домом, целая гора вещей навалена.
– Я знаю.
Робин прошла в гостиную, огляделась и недовольно спросила:
– Какого черта, Кэрол? Что ты тут натворила?
– То, что тебе давным-давно следовало натворить.
– Но нельзя же все решать с наскоку, как гребаная кавалерия! – Слово «гребаная» Робин произнесла одними губами.
– О чем это вы? – спросила мать, переводя взгляд с одной на другую.
– Там, прямо в спальне, голуби завелись, – сказала Кэрол.
– Ты тут надолго? – ядовитым тоном осведомилась Робин. – На неделю? На две?
– Кэрол, – снова спросила мать, – о чем вы спорите?
– Господи, – сказала Робин, – если ты просрала собственную жизнь, это вовсе не означает, что тебе можно взять взамен чью-то чужую… – На этот раз она выругалась вполне отчетливо.
– Кэрол меня выкупала, – сообщила ей мать.
– Ты что, ее пинками в ванну загнала?
Глупый вопрос сестры Кэрол решила оставить без ответа.
– Мне Айша позвонила, – снова заговорила Робин. – Похоже, там после тебя тоже остались следы разрушений, как после цунами.
Сперва Кэрол показалось, что она просто не расслышала. Айша звонила Робин? Нет, это нечто невообразимое!
– Ей просто захотелось убедиться, что ты не совершила самоубийство и тебя не расчленил какой-нибудь маньяк. Это, собственно, самое главное. Все остальное ты, скорее всего, сочтешь полной ерундой и даже слушать не пожелаешь.
– Откуда у нее твой номер телефона? – спросила Кэрол.
– Ну, я полагаю, ты сама его ей дала на случай непредвиденных обстоятельств. Все-таки она твой давний
Слово «партнер» прозвучало язвительно, но в данный момент Кэрол не смогла бы с уверенностью сказать, кто или что вызвало у ее сестры желание поиздеваться.
– А что, мы бы и на свадьбу к вам с удовольствием приехали, – тем же тоном продолжала Робин. – Я свадьбы люблю. Да и в Америке побывать было бы приятно.
– О чем это вы толкуете? – спросила у них мать.
– Я говорю ей, мама, что мы с тобой собираемся пойти куда-нибудь пообедать, – сказала Кэрол, хотя до того, как она открыла рот, эта мысль ей даже в голову не приходила.
Робин встала, подошла к ней как можно ближе, чтобы мать не смогла ее услышать, и прошипела:
– Она не игрушка, Кэрол. Ты не можешь так с ней поступить. Этого просто нельзя делать.
Сказав это, она тут же ушла.
– Здесь слишком много суеты, – сказала мать.
Кэрол оглядела полупустой зал «Пицца-экспресс».
– И слишком шумно, – прибавила мать. – И слишком много народу.
На самом деле в зале слышался лишь тихий гул голосов да легкий звон посуды. Из динамика над головой доносился негромкий голос Рода Стюарта, который пел «Рубиновый вторник». Кэрол ласково потрепала мать по руке:
– Ну что ты? Я же с тобой, и здесь ты в полной безопасности. – А что, если, подумала она вдруг, преувеличенная забота Робин о маме скрывает под собой нечто зловещее? Что, если предполагаемый страх матери перед внешним миром – просто выдумка Робин, с помощью которой она пытается не выпускать ее из дома? Впрочем, Кэрол и сама заметила, что мать начинает все сильнее нервничать. А когда наконец принесли еду, она сказала:
– Знаешь, я что-то и впрямь неважно себя чувствую…
– Ну что ты, мам! Ты хотя бы попробуй. Такая замечательная паста! Выглядит просто фантастически. Ты когда в последний раз в ресторане обедала?
Но мать вдруг решительно встала, нечаянно столкнув со стола стакан с водой. Стакан, естественно, разбился. Кэрол схватила мать за руку, но не могла же она на ней повиснуть, не давая уйти? Пожалуй, тогда сцена выглядела бы совсем уж безобразной. Она поспешно положила на стол тридцать фунтов, бросилась к двери и увидела, что мать уже добралась до автобусной остановки, уселась там, плачет и приговаривает:
– Зачем ты меня сюда притащила? Я хочу домой!
Когда они сошли с автобуса, мать сказала:
