– Слушайте, как вас там?..
– Нас зовут Вольф, господин музыкант.
– Вольф?! Отлично. А откуда вы знаете, кто я такой, Вольф?
– Господин музыкант, как принято говорить у вас, слухами земля полнится. Гости из Живого мира – всегда большая редкость. Итак, куда вас необходимо доставить? – поочередно заговорили обе волчьи пасти.
– Мне надо на концерт в зал Рахманинова.
– Держитесь крепче! – в унисон крикнули морды, и все четыре глаза ярко вспыхнули.
В ушах Ника раздался шум, свист, и все окружающее смешалось в одно разноцветное пятно. Через несколько мгновений диван по имени Вольф плавно спустился и завис над пустующими местами.
– Господин музыкант, мы прибыли. Мы ждем ваших указаний. Достаточно просто произнести наше имя. – Вольф дружелюбно оскалил обе свои пасти и тут же исчез.
Живоедов сидел на сцене в полном одиночестве и увлеченно играл. Он пробовал звук инструмента перед концертом, проигрывая разнообразные кусочки из сегодняшней программы. Мощные аккорды сотрясали безлюдный зал, эта музыка была такой живой, такой выразительной. Рядом, на стуле, валялся изогнутый настроечный ключ, а на пюпитре рояля стоял любимый предмет – небольшой камертон на деревянной подставке. «Живоедов в своем репертуаре – приехал играть, а заодно и рояль подстроил! Земная профессия покоя не дает старику… Интересно, а он здесь так же пьет?»
Ник очень тихо, чтобы не мешать Живоедову, пробрался вдоль края сцены за кулисы. Увидев открытую дверь в артистическую, он вошел туда и сел в кресло в самом уголке, за небольшим комнатным роялем. Через некоторое время звуки, доносившиеся со сцены, пропали. В коридоре послышался гулкий стук штиблет, и пианист вошел в комнату. Он снял с крючка фрак и стал внимательно рассматривать его. Ник поднялся:
– Николай Александрович, здравствуйте.
– Саша?? Откуда вы? Как это? – от неожиданности он выронил из рук вешалку, – как вы тут очутились? Вы же, кажется, живы??
– Да, жив. Я тут по делу. Ненадолго, надеюсь.
Живоедов поднял фрак, швырнул его куда-то в сторону.
– Садитесь, дорогой! Я ведь вас так давно не видел! Лет тридцать, похоже? – Живоедов обнял Ника за плечи и усадил на черную кожаную оттоманку рядом собой.
– Да, не меньше. Я еще тогда только начинал на гитаре бренчать.
– Это вы бросьте – бренчать! Я всегда вашей маме говорил, что вы талант. Кстати, как она?
– Все в порядке, жива и здорова. Не работает уже, правда, я помогаю.
– Это замечательно! Помню ее бутербродики с колбаской да со сливочным маслицем из «Елисеевского». Впрочем, если бы она… я ее бы здесь нашел. Хотя тут у нас такое перенаселение!
– Я это уже понял. Николай Александрович, а вы снова играете?
– Да, Сашенька, играю! И рука совершенно не болит! – он покрутил кистью, прыгнул за инструмент и обрушил на Ника водопад созвучий.
– Тут у меня так Шопен хорошо пошел – прямо на ура! Я ведь имел честь с ним познакомиться и даже послушать его игру. Честно говоря, играет-то он не очень, явные проблемы с техникой! Нас получше учили! – Живоедов подмигнул Нику и стал совершенно таким, каким его Ник знал раньше. – Я даже в студенчестве не получал такого удовольствия от музыки. Хотя… – тень пробежала по лицу Живоедова.
– Что такое, Николай Александрович? Что-то не так?
– Знаете, Саша… тут, конечно, замечательно. Я не ожидал, что после смерти будет все так здорово.
– Ну да, я сам обалдел! Такси-бегемот, люди из разных времен – рыцари, сикхи. А сюда – вы не поверите, но меня привез живой диван по имени Вольф!
– Да, здесь чудес полно. Одно из них – перед вами. Инвалид-настройщик, к тому же пьяница, здесь, в Нижнем мире, делает прекрасную карьеру, концертирует. Что еще можно пожелать? – тут он отвел глаза в сторону и неожиданно застенчиво поковырял длинным пальцем обивку. – Скажите, а у вас с собой… Вы ничего не захватили оттуда? – Он перешел на шепот: – Я бы за чекушечку от вашей маман отдал бы все, что имею…
– А зачем вам, Николай Александрович?
– Знаете, Сашенька, тут ведь все не совсем так лучезарно. Вроде бы все настоящее, а приглядишься – имитация, суррогат. Еда вкусная – но не как на Земле, запахи – вялые, цвет – точно осыпается на глазах. Да и музыка – я же понимаю, что здесь эмоций и чувств нет почти что, – он совсем затих. – Жаловаться грех, конечно. Мы все в одинаковом положении тут. Как-то раз… – Живоедов настороженно огляделся по сторонам и продолжил: – у Сергея Васильевича, у Рахманинова – мы тут сдружились очень – гости были. И он под большим секретом меня угостил глоточком вина оттуда, из Живого мира. Это было что-то невероятное, Саша! Я снова себя живым почувствовал. Рука, зараза, правда, опять слушаться перестала, и водки хотелось по-страшному, но зато это была настоящая жизнь! Будто зажглось все вокруг, забурлило, как раньше бывало. А потом все кончилось…
– Николай Александрович, для вас найдется. Я тут не один, с товарищем. Он опытный, вот и захватил кое-что, – Ник задумался. – Знаете, а я не
