Башня у моря

– Да вашей же леди, милорд, – сказал он. – Вашей жены, да защитят ее Богородица и святые.

Я оставил его и бросился к дому прямо по газону.

6

Ратбон сидел в маленькой столовой. В одиночестве.

Я произнес всего два слова:

– Моя жена?

Он, еще даже не успев подняться на ноги, ответил:

– По-моему, она пошла в ваши покои, милорд, освежиться после поездки.

Я бросился наверх, споткнулся на верхней ступени и с такой силой ударился о стену, что чуть не сломал ключицу. Сердце мое билось как барабан, я похромал по галерее и вломился через порог в спальню.

Он была там. Очень бледная. И пока мы стояли, глядя друг на друга, я ощутил в ней какое-то новое спокойствие, осанку и серьезность, незнакомые мне прежде.

– Сара? – неуверенно прошептал я, подумав на одно странное мгновение, уж не галлюцинация ли это.

Она сделала шаг ко мне, попыталась что-то сказать, но у нее не получилось. Ее глаза наполнились слезами.

– Сара… – Я сам мог говорить с трудом. – Ты меня простила? – спросил я, не отваживаясь поверить в это. – Ты вернулась?

Она кивнула. Слезы потекли по ее щекам, и я, потрясенный, вдруг понял, что это слезы не отчаяния, а радости.

– Ах, Патрик… – произнесла она необычным тихим голосом. – Патрик, это чудо. У меня будет ребенок.

IV Сара 1873–1884 Страсть

Красота королевской пары… вызывала всеобщее восхищение; жених был красивейшим из принцев Европы, а раннее не по возрасту обаяние невесты уже заслужило ей имя Изабелла Красивая.

Агнес Стрикленд. Жизнь английских королев

Глава 1

1

Он родился в декабре, перед Рождеством, и весил ровно восемь фунтов.

– Фрэнсис! – восторженно прошептала я, как только мне дали его в руки.

– Эдвард! – сказал в тот же момент Патрик с неменьшим восторгом.

Мы никогда ни о чем не могли договориться.

– Сара, думаю, на сей раз ты должна уступить Патрику, – заметила моя тетушка-миротворец Маргарет. – Ребенок – наследник титула, а по английским традициям наследника нужно нарекать в честь отца Патрика, а не твоего.

Я бы ни за что так часто не прислушивалась к советам Маргарет, но дело в том, что она всегда права. Не выношу людей, которые всегда правы, но правота Маргарет такая умная, что я люблю ее так, как если бы она была моей сестрой (а может, даже намного сильнее). И вот я в тысячный раз уступила Патрику, а я сама становлюсь не своя, если уступаю, когда мое сердце настроено на что-то другое. Ребенка крестили в часовне Кашельмары Патриком Эдвардом в честь отца и деда.

Не успев допить шампанское за ланчем после крещения, мы с Патриком затеяли спор, как обращаться к новорожденному – Патрик или Эдвард.

– «Патрик» звучит лучше, чем «Эдвард», – сказала я. Мне всегда казалось, что Эдвард слишком уж чванливое английское имя.

– Мы не можем называть его Патрик, – возразил Патрик. – У нас будет вечная путаница.

– Но Эдвард чересчур официально для маленького мальчика!

– Мы станем называть его Нед.

– Нед! – Я пришла в ужас. – Все равно что ослика! Нет, Патрик, это невозможно!

– А мне нравится, – упорствовал Патрик с выражением, которого я стала побаиваться. – А кличка у ослов – Недди, а не Нед. Если бы ты правильно говорила по-английски, то знала бы.

– Как ты можешь утверждать, что я неправильно говорю по-английски? – воскликнула я, возмущенная его нахальством: сам он всегда изъяснялся на ужаснейшем жаргоне, а моя речь была гораздо правильнее, чем его.

А кроме того, если быть честной, я всегда считала, что произношение культурных американцев куда приятнее для уха, чем апатичная тянучка, какую слышишь в лондонских гостиных.

После этой ссоры Маргарет наедине посоветовала мне:

– Сара, уступи Патрику с этим ребенком, и тогда ты сможешь делать все, что твоя душа пожелает, со следующим. Неужели ты не понимаешь?

– Если только когда-нибудь появится еще один ребенок, – горько ответила я. Не собиралась это говорить, но меня так рассердила перспектива обращения к ребенку как к ослу, что слова произнеслись сами по себе.